И снова стальные зубья с визгом впились в сырой кипарис. Мальчик пригнулся почти к самой земле; бурая солоноватая вода колыхалась у самых губ, заливалась в ноздри.

– Я ж говорил! Вот он, крокодилий корм, здесь. Держите его!

Послышались другие голоса. Лезвие пилы снова взвизгнуло.

Джек Робичо забился в темноте – одна рука запуталась во влажной от пота простыне, другая потянулась к телефону. Он задел лампу от Тиффани, чертыхнулся, умудрился каким-то образом поймать ее за основание, сделанное в виде стеблей с листьями, приткнул лампу обратно на тумбочку, потом нащупал прохладный пластмассовый корпус телефона. Трубку он поднял в разгар четвертой трели.

И снова чертыхнулся. Кто еще мог разузнать этот номер? Джек давал его Вонищенке, но она сейчас в соседней комнате. Однако не успел он поднести трубку к уху, как понял, кто звонит.

– Джек? – произнес голос на том конце провода. В трубке зашуршали помехи, на миг заглушив слова. – Это Элуэтта. Я звоню из Луизианы.

Он улыбнулся в темноте.

– Так и знал, что это ты.

Джек щелкнул выключателем, но ничего не произошло. Должно быть, лампа сломалась, когда перевернулась.

– Никогда еще не звонила так далеко, – продолжала Элуэтта. – Обычно Роберт набирал номер.

Роберт был ее муж.

– Сколько времени? – Джек нащупал часы.

– Почти пять утра, – ответила его сестра.

– Что случилось? Что-то с мамой?

Вот теперь он окончательно проснулся.

– Нет, Джек. У мамы все прекрасно. Что с ней может случиться? Она еще нас с тобой переживет.

– Тогда в чем дело?

Получилось слишком резко. Джека раздражало, что она говорит так медленно, вечно отвлекается от главного.

В трубке повисло молчание, прерываемое треском помех. Наконец Элуэтта выговорила:

– Дело в моей дочери.

– В Корделии? А что с ней? Что случилось?

И снова пауза.

– Она сбежала.

Джека охватило странное ощущение. Он ведь тоже сбежал – много лет назад. Сбежал, когда был куда как младше Корделии. Сколько же ей сейчас? Пятнадцать? Шестнадцать?

– Расскажи мне, как это произошло. – Он постарался вложить в голос максимум сочувствия.

Элуэтта послушно выполнила его просьбу. Корделия никому ничего не сказала. Просто не вышла к завтраку накануне утром. Ее косметика, одежда, деньги и сумка с постельным бельем тоже исчезли. Роберт обзвонил всех друзей дочери – их у нее было немного. Девушку никто не видел. В полиции предположили, что Корделия поймала попутку на шоссе. Шериф только головой покачал. «С этими девицами вечно так». Он сделал все, что мог, но на это ушло драгоценное время. В конечном итоге именно отец Корделии напал на какой-то след. Девушка с похожей внешностью («Давненько не видывал я такой красотки», – сказал кассир) и длинными густыми черными волосами («Чернющими, как небо над заливом в новолуние», по словам носильщика) села в Батон-Руж на автобус.

– Это был «Грейхаунд». Билет в один конец до Нью-Йорка. К тому времени, когда мы все это выяснили, полиция сказала, что нечего и думать перехватить ее в Нью-Джерси.

Голос у нее еле заметно дрожал, как будто она сдерживала слезы.

– Все в порядке, – ободряющим тоном заявил Джек. – Когда автобус приходит сюда?

– Около семи, – ответила Элуэтта. – По вашему времени.

Merde.

Джек спустил ноги с кровати и уселся в темноте.

– Ты съездишь на станцию, Джек? Найдешь ее?

– Ну конечно! Только мне нужно выходить прямо сейчас, не то я не успею на автовокзал.