Ясно, что от нашего мысленного дробления сачка на ячейки в природе ничего не изменилось. По-прежнему дело случая, в какой ячейке обнаружится бабочка. Но, именно оттого, что у нее нет никаких причин предпочесть одну ячейку другой, тут вдруг прорезывается в случайном закономерное.

Сама того не подозревая, бабочка как раз по воле чистого случая будет оказывать предпочтение тем столбикам, которые длиннее. Всего больше надежд застать ее в центральном, наиболее многоэтажном столбике. Пусть сорок восемь ячеек умещаются в нем, тогда случай даст нам сорок восемь шансов из тысячи увидеть пленницу в воздухе прямо над серединой основания сачка. Застать ее в любом соседнем столбике шансов уже меньше. Их совсем мало, если мы питаем надежду увидеть ее над краем основания. Нужно проделать очень много опытов — много проверок, чтобы хоть раз такая надежда сбылась.

Оттого, что ячейки все равноправны, неравноправны столбики! Шансы распределяются между ними вовсе не поровну. И видно: закон распределения шансов между столбиками повторяет горбатую, или конусообразную, форму сачка. Повторяет совершенно точно.

А как провести проверку? С бабочкой это просто — в принципе по крайней мере. Сделав прозрачным основание сачка, можно фотографировать ее сколько угодно раз на одну и ту же пластинку. Можно даже вообразить себе, что основание сачка затянуто светочувствительной пленкой, и на этой пленке, как тень, запечатлевается при каждом срабатывании затвора изображение бабочки. После множества съемок такая тень будет всего гуще в центре пленки: там наложатся одно на другое множество изображений. К периферии пленки тень будет слабеть. И ясно, что в этом распределении густоты тени повторится тот же закон — форма сачка с горбом посередине.

Так опыт подтвердит предвидение случайного.

И тем полнее подтвердит, чем больший простор будет предоставлен случаю: каждая новая проверка увеличивает надежду, что постепенно сбудутся все возможности — оправдаются все шансы. «Надо иметь достаточную статистику!» — говорят физики.

Теперь пусть бабочка улетает — больше она не нужна нам. На минуту нужна еще только ее тень. Именно ей, этой тени, а не самой бабочке подобен электрон. Понятно ли это?

Накрытый в движении призрачным сачком своего волнового пакета, электрон ведь вовсе не летает в его «объеме». Реален ведь не сам пакет, а та область пространства — то основание, или дно, сачка, над которым «поднимается» в данный момент пси-волна. «Поднимается» — в том смысле, что если выстроить над пространством призрачный частокол значений таинственной величины «пси» в каждой точке, то вот и получится горб волны. А электрон, конечно всегда пребывает где-то на дне этого математического сачка — в реальном трехмерном пространстве.

В отличие от бабочки, электрон не пленник своего волнового пакета, а виновник того, что этот пакет — призрачный математический сачок — существует и морочит голову физикам. (Так, Земля не пленница своей атмосферы, а виновница ее существования.) Не будь электрон так мал, он не был бы «волницей» — его волновые свойства были бы так незаметны, что движение его прекрасно описывалось бы классическими траекториями. Но он — повторим это в сотый раз! — каким-то образом умудряется быть и частицей и волной и потому появляется перед физиками в ореоле, в атмосфере, в сачке (как хотите!) волнового пакета. И потому никогда не известно с полной достоверностью, каково же местоположение — какова координата — этого двуликого электрона.

То, что можно об этом узнать, и рассказывает форма волнового пакета. Вот в чем заключалась догадка Макса Борна.

Величина «пси» сразу потеряла для него свою таинственность. Помните, как она сказала сперва довольно небрежно: «Ищите электрон там, где я сама наличествую, то есть там, где я не равна нулю».