Изменить размер шрифта - +
Они были названы так по имени Эрнеста Сольвея, человека, несомненно, выдающегося. В молодости рабочий, он самоучкой стал инженером-химиком. Он был наделен незаурядным талантом изобретателя. Прямой способ получения соды из поваренной соли принес ему с годами, кроме известности, громадные деньги. Но и превратившись в крупного промышленника, он не утратил глубокого интереса к инженерным исканиям, и шире — к науке вообще. Видимо, всего больше его волновали вопросы строения материи. И он верно почувствовал великую потребность физиков нашего стремительного века в регулярном интернациональном общении — в разностороннем обговаривании новых идей и новых результатов. Он предназначил часть своих средств для созыва в Брюсселе — бельгийской столице — международных физических конгрессов. Эйнштейн был восхищен этим замыслом Сольвея, Резерфорд назвал превосходной идею бельгийца. Три конгресса состоялись при жизни Сольвея и четыре после его смерти (он умер в 1922 году глубоким стариком). Эти конгрессы обессмертили его имя, потому что едва ли не каждый из них остался памятной вехой в истории современной физики.

Случилось так, что два сольвеевских конгресса — 1-й и 5-й — сыграли в творческой жизни Луи де Бройля очень важную роль: один — вдохновляющую, другой… но, подождите, об этом-то здесь и идет рассказ.

Разумеется, присутствовать на 1-м конгрессе младший де Бройль не мог: в 1911 году ему было всего девятнадцать лет, и, кроме его брата, никто еще не знал, что где-то в Париже растет молодой физик с глубоким философическим складом ума. Зато Морис де Бройль был не только участником, но и одним из секретарей 1-го конгресса в Брюсселе, где шла напряженная дискуссия о квантовой гипотезе Планка. Вернувшись в свою лабораторию на улице Байрона, старший де Бройль начал готовить отчет об этой дискуссии. Младший — погрузился в чтение материалов, привезенных братом, и с головой окунулся в атмосферу нескончаемых споров вокруг самых острых научных проблем того времени. Это определило всю его последующую судьбу. Он почувствовал, что речь идет о будущем современной физики.

«Со всем пылом моих тогдашних лет, охваченный приливом энтузиазма, я дал самому себе обещание посвятить все свои силы постижению истинной природы таинственных квантов, которые Макс Планк ввел в теоретическую физику десятью годами раньше, но глубинный смысл которых еще не был раскрыт», — так Луи де Бройль вспоминал о прошедшем В год своего шестидесятилетия. Оглянувшись назад, он мог бы с удовлетворением сказать, что выполнил былое юношеское обещание: с того момента, когда в 1919 году он снял военную форму, жизнь его была действительно отдана квантовой физике.

К осени 1923 года, когда собрался 4-й конгресс Сольвея, он закончил свою замечательную диссертацию. Вы, наверное, не забыли, как Ланжевен говорил тогда в Брюсселе Абраму Федоровичу Иоффе о работе своего гениального ученика; «Идеи диссертанта, конечно, вздорны, но развиты с таким изяществом и блеском, что я принял диссертацию к защите».

А в 1927 году «а 5-м Сольвеевском конгрессе уже вели свою знаменитую дискуссию об утраченных траекториях и волнах вероятности Эйнштейн и Бор. На этот раз в Брюссель уже не мог не приехать де Бройль-младший. Недавний диссертант со «вздорными идеями» стал одним из основателей квантовой механики.

Именно в промежутке между этими двумя Сольвеевскими конгрессами «трещина мира» прошла через разум и сердце физиков нашего века. В перерыве между двумя брюссельскими теоретическими семинарами родилась новая наука. И при этом возникла не просто новая отрасль знания, а появилось новое физическое понимание закономерного хода вещей в природе. И не оттого ли, что «потрясение основ» произошло так стремительно, физики чувствовали себя точно ошеломленными? У них не было времени срастись с новыми представлениями, постепенно привыкнуть к их смущающей новизне.

Быстрый переход