Незадолго до его поездки в Америку Амстердамский антивоенный конгресс заочно избрал его членом Постоянного комитета борьбы против войны и фашизма. Европа встретила Эйнштейна чудовищными известиями: его дом возле Потсдама разгромили гестаповцы, в Берлине было обещано 50 тысяч марок за его голову. (Не знаю, стали ли известны имена тех, кто предлагал, и тех, кто утверждал эту расходную статью в бюджете гитлеровской Германии. Может быть, идея принадлежала чиновнику-гестаповцу Эйхману и физику-гестаповцу Ленарду?)
Прожив несколько месяцев в Бельгии на приморской даче, охраняемой полицией от нацистских провокаторов и убийц, он должен был и отсюда бежать: германская граница проходила слишком близко. Судьба изгнанника в конце концов привела пятидесятичетырехлетнего Эйнштейна в тихий университетский городок Принстон по ту сторону океана.
Он всегда чуждался прямой политической деятельности. Но отвращение и ненависть к фашизму всегда были в нем сильнее нелюбви к политике. И антифашисты всего мира знали, что они в своей праведной борьбе всегда могут рассчитывать на безоговорочную поддержку великого ученого-мыслителя, живущего в своем заокеанском уединении. Его авторитет был безграничен на всех материках. (Недаром еще в десятые и двадцатые годы на его имя приходили письма с самым лаконичным адресом: «Европа, Эйнштейну».) И однажды, в 1936 году, когда шла война в Испании и американские антифашисты снаряжали добровольческий батальон «Авраам Линкольн», они обратились к Эйнштейну с неожиданной просьбой: они попросили у него рукопись теории относительности — знаменитую рукопись 1905 года. Нужно ли объяснять, зачем она понадобилась в те трагические дни Испании? Коллекционеры готовы были заплатить за нее громадные деньги, а деньги были необходимы для оснащения добровольцев.
Замысел был прост, в согласии Эйнштейна никто не сомневался, но… этой рукописи не было среди его бумаг в Принстоне. Просто не было. Он вспомнил, что она осталась в свое время в архиве «Анналов физики». Если нацисты, уничтожавшие в Германии «неарийскую науку», еще и не сожгли оригинала теории относительности, то. во всяком случае, добыть этот оригинал было немыслимо. Что же оставалось делать? Эйнштейн сам предложил выход: он бросил очередные дела и сел переписывать от руки те прославленные тридцать страниц…
Так появился на свет второй автограф статьи «К электродинамике движущихся тел». Теория относительности во второй раз сослужила человечеству добрую революционную службу — только на этот раз совершенно необычную для отвлеченной физической теории. (Позже, в конце войны, в 1944 году, рукопись 38-го года попала в библиотеку конгресса Соединенных Штатов — она была приобретена у прежнего владельца за 6 миллионов долларов. Но это уже был бизнес, только бизнес.)
Однако вернемся к физике.
Будет ли третий «самый счастливый» после Ньютона и Эйнштейна? Несомненно, Абсолютного и окончательного знания не существует — как к скорости света, к нему можно только приближаться. А когда придет пора для этого третьего, он скажет об Эйнштейне те слова, какие Эйнштейн сказал о Ньютоне в своем «Нечто автобиографическое»:
«Прости меня, Ньютон, ты нашел единственный путь, возможный в твое время для человека величайшей научной творческой способности и силы мысли. Понятия, созданные тобой, и сейчас еще остаются ведущими в нашем физическом мышлении, хотя теперь мы знаем, что если будем стремиться к более глубокому пониманию взаимосвязей, то мы должны будем заменить эти понятия другими, стоящими дальше от сферы непосредственного опыта».
Идеи, с которыми мы познакомились, и вправду очень далеки от нашего повседневного опыта. А впереди этому устоявшемуся опыту предстоят еще большие испытания. Одно из них уже подстерегает нас: надо разрешить последнее «фотонное сомнение» — частица ли фотон?
10
Начался весь разговор с града и ветерка, с провозглашения кванта электромагнитной энергии настоящей частицей. |