Нужно только нарушить это равенство, чтобы атом тотчас превратился в заряженный ион. И на первый взгляд есть целых четыре способа сделать это: первые два — увеличить или уменьшить число протонов в ядре, другие два — уменьшить или увеличить число наружных электронов.

Но первые два способа не годятся. Совершенно не годятся! И не потому, что это очень трудная задача — выбить из ядра протоны или вогнать туда новые, а потому, что такая операция равносильна утрате самого атома, который нам хотелось бы превратить в ион.

Атомы разных химических элементов прежде всего тем и отличаются друг от друга, что в их ядрах заключены разные количества протонов. Есть три водорода: обыкновенный — протий, тяжелый — дейтерий, сверхтяжелый — тритий. Но все это — разновидности (изотопы) одного и того же химического элемента, потому что их ядра, содержащие только по одному протону, все имеют один и тот же заряд: + 1.

Изменить число протонов в ядре — это все равно, что превратить один элемент в другой!

А ионизация — процесс гораздо более скромный и гораздо более легкий: ионизированный водород остается водородом со всеми своими основными свойствами, гелий — гелием, а уран — ураном. Но если с атомными ядрами при ионизации не происходит решительно ничего, то, значит, что-то происходит с наружными электронами атомов?

Так остаются только два последних способа сделать атом заряженным: либо отодрать от его внешней оболочки один или несколько электронов, либо, напротив, присоединить еще новые. Другими словами: или хотя бы немного рассеять электронное облако, или сгустить.

7

Заметьте, какие глаголы приходится употреблять в разговоре об ионизации: «отодрать», «удалить», «присоединить», «сгустить»… Это все активные действия. При их совершении «происходит либо затрата энергии, либо ее выделение.

Если бы ионизация давалась даром, это было бы также безрадостно, как если бы она была невозможна.

В самом деле, это ведь означало бы, что все связи атомных электронов с ядрами ничего не стоят, что они попросту не существуют. Тогда мир предстал бы перед нами как скопление голых ядер или, напротив, ядер, окруженных густыми тучами электронов. Все зависело бы от чистого случая — от капризов механических столкновений частиц. Нечаянно возникали бы нелепейшие соединения элементов — возникали и тут же распадались бы. В конце концов мир превратился бы в однообразную мешанину ядер и электронов — в бесформенный электронно-ядерный газ. Тоскливое зрелище мира, в котором некому было бы тосковать…

А невозможность ионизации означала бы, что связи электронов с ядрами раз и навсегда нерушимы. Такая перспектива нисколько не отрадней. Атомы и вправду были бы тогда навечно запечатанными, крепко-накрепко засургученными, неизменяемыми. Они стали бы, наконец, оправдывать свое первородное прозвище — «неделимые». Но природе нечего было бы с ними делать. Мир превратился бы в почтовый ящик, набитый письмами, которые нельзя открыть и прочитать. Нелепый, недоступный даже воображению, гадательный мир…

Энергия ионизации не может быть нулевой — связи не существуют. И не может быть бесконечной — связи нерасторжимы. Все процессы в жизни природы конечны, кроме процесса самой этой жизни, не имеющей во времени и пространстве ни начала, ни конца.

Неизбежность затраты энергии на ионизацию атомов (кто, где и как расходует ее или получает, нам сейчас совершенно неважно) делает это событие в одних случаях возможным, а в других — нет.