Я был уверен, что Франции суждено пройти через горнило величайших испытаний. Я считал, что интерес жизни состоит в том, чтобы совершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность».
…Летом 1908 года, успешно закончив в Бельгии коллеж Святого Сердца, Шарль де Голль возвращается в Париж. Его решение стать офицером было одобрено родителями, так же как и выбор военного учебного заведения. Специальная военная школа Сен-Сир, наравне с Политехнической школой, открывала свои двери далеко не всем. Здесь, как и раньше, воспитываются сыновья «приличных семейств», прежде всего дворянских. Другие военные школы, вроде Сен-Мексанской и Сомюрской, предназначались для выходцев из мелкой буржуазии. Молодому человеку, окончившему Сен-Сир, уже одно только это обстоятельство открывало путь к успешной карьере. Поэтому поступить туда было не так-то просто. Но отец Шарля де Голля был спокоен за своего сына. Иезуиты издавна контролировали набор в Сен-Сир; туда попадали почти исключительно их воспитанники, составлявшие потом элиту армии. Правда, сейчас иезуиты официально изгнаны. Но тайно, обходными путями они сохраняли свое влияние. Поэтому Шарль де Голль не удивился, когда, войдя в подготовительный для поступления в Сен-Сир класс коллежа Святого Станислава, он встретил среди преподавателей людей, хорошо знакомых ему по учебе в иезуитском коллеже на улице Вожирар. Здесь и его отец заведует учебной частью.~
А через год, в августе 1909 года, Шарль де Голль успешно сдает вступительные экзамены в Сен-Сир. Для него эти экзамены, о трудности которых ходили легенды, оказались легкими. Но не потому, что у него была хорошая учебная подготовка. Дело здесь заключалось кое в чем другом. Еще до экзаменов надо было пройти специальную комиссию, составленную из офицеров и, как правило, бывших воспитанников иезуитов. Комиссия определяла «общую пригодность», которая зависела от происхождения, семейных связей, репутации. Только «благонадежные», только «благонамеренные» могли успешно пройти испытание. Это был хорошо налаженный механизм социального отбора, который обеспечивал безупречную реакционность офицерской касты. Данные Шарля де Голля позволяли без труда обнаружить «общую пригодность», и его приняли.
Итак, мечта сбылась! Открыт путь в армию — великую носительницу национальной чести и славы!
Так и думали многие из тех счастливцев, которые, подобно де Голлю, оказались принятыми в Сен-Сир. Все это была отборная молодежь, с точки зрения шовинистов реакционеров. Среди них раздавались речи, подобные тем, которые вкладывал в уста одного своего литературного героя, молодого офицера-дворянина Поль Бурже, писатель-шовинист, подобно Морису Барресу, прославлявший войну: «В настоящее время во Франции для человека нашего положения существует только одна достойная карьера: военная… До тех пор пока наша страна будет в руках всякой сволочи и пока остается задача побить Германию, наше место в единственном незапятнанном уголке, который еще остался: в армии…»
В действительности в «незапятнанном уголке» просто уже не было места для пятен; то была сплошная грязь. Почти век после Наполеона французская армия не одерживала каких-либо действительно славных побед. Зато бессмысленных кровавых преступлений и авантюр накопилось на ее счету немало. Несмываемым пятном лежало на ней позорное поражение в войне 1870 года, символизируемое словом «Седан». А потом кровавая чудовищная расправа над парижскими патриотами-коммунарами сделала армию палачом народа. Правда, было захвачено немало колоний в результате «побед» над безоружными туземцами. «Дело Дрейфуса» раскрыло гнусную картину разложения военной верхушки. Армия брала реванш лишь в уличных столкновениях с французскими рабочими. Традиционное для Франции обожание армии, мундира, знамени сменилось недоверием и презрением. |