После первого допроса, длинного, но абсолютно безрезультатного, Кропоткина пригласили в карету. Рядом сел офицер-жандарм, имевший инструкцию не разговаривать с арестованными и поэтому не отвечавший ни на какие вопросы. Карета покатила по Марсову полю, вдоль каналов, выехал на Дворцовый мост: «Я понял, что меня везут в Петропавловскую крепость. Я любовался рекой-красавицей, зная, что нескоро увижу ее опять. Солнце близилось к закату. Тяжелые серые тучи нависли на западе над Финским заливом; прямо над головой плыли белые облака, разрываясь порой и открывая клочки голубого неба. Проехав мост, карета повернула налево. Мы въехали под мрачный свод, в ворота крепости» 1.

1 Записки, С. 207.

Узника облачили в арестантское платье: зеленый фланелевый халат, бесконечной длины шерстяные чулки, чудовищного размера желтые туфли.

Все. Нет больше князя Кропоткина - камер-пажа императора. Нет члена-сотрудника Географического общества, исследователя ледникового периода, нет Кропоткина - члена Юрской федерации Интернационала и даже агитатора Бородина нет. Все это в прошлом. А в настоящем - арестант, обитатель темной и сырой камеры N 52 каземата Трубецкого бастиона.

Глубокая, мертвая тишина окружила его, когда захлопнулась тяжелая дверь камеры: ни малейшего звука, ни шороха. Камера представляла собой помещение для большого крепостного орудия. Толстенные стены, оклеенные желтыми обоями, под которыми проложен звукоизолирующий слой войлока, поглощали все шумы.

Пока Кропоткин осваивался с камерой, кабинет министров собрался для обсуждения вопроса о революционном движении, хождении молодежи «в народ» и социалистической пропаганде. Министрам были предъявлены захваченные при аресте членов петербургского кружка записка «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» и «Программа революционной пропаганды». Согласно показаниям того же Низовкина, оба документа составлены князем Кропоткиным. Экспертиза почерка подтвердила показания.

Начальник Третьего отделения Потапов сделал «представление» кабинету министров от 4 марта 1875 г.: «Ряд дознаний, произведенных в последние месяцы, приводит к убеждению, что революционная программа Кропоткина неуклонно применяется на деле многочисленными агитаторами, рассеивавшимися по всей империи и везде идущими одним и тем же путем. Как руководство и пособие к этой преступной деятельности, создалась особая литература народных книг и брошюр, грозящая извратить здравый смысл народа и подорвать в нем преданность царю и доверие к правительству… Пропаганда ведется… повсеместно и - что особенно важно - везде по одной и той же программе. Число лиц, привлеченных к дознанию, достигает уже двух тысяч и ежедневно возрастает: из них было подвергнуто аресту более 450 человек, против которых собраны особенно важные улики; но многие ускользают от преследования вследствие неуловимости самих признаков совершенного ими преступления»1.

1 Голос минувшего. СПб. 1913, N 4, С. 23.

Кабинет министров, рассмотрев доклад Потапова и приложенные к нему документы, пришел к убеждению: «подобный бред фантастического воображения не может возбудить к себе сочувствия, но для того, чтобы общественное мнение отвратилось от провозвестников такого учения, начала этого учения не должны оставаться во мраке». Поэтому было принято решение сделать процесс гласным, хотя «опубликование его материалов должно производиться с крайней осторожностью».

Суд состоялся лишь через два с половиной года. Все это время «чайковцы» содержались в самых мрачных крепостях Петербурга.