Проверка приезжавших была очень тщательной. С Можайского шоссе недалеко от Поклонной горы был поворот к даче Сталина. Дорога здесь была перекрыта шлагбаумом, который дежурные офицеры охраны открывали только для правительственных машин. Вторая проверка была у ворот, третья — при входе на дачу. Здесь дежурил работник охраны в военной форме полковника государственной безопасности. К территории дачи примыкало двухэтажное здание, жилое помещение или казарма для рядовых охранников, рассчитанная примерно на сто солдат и офицеров.
Все комнаты дачи и ее дежурных помещений были связаны внутренней телефонной системой — домофоном. Аппараты домофона имелись во всех комнатах Сталина, даже в ванной и туалете. По домофону Сталин заказывал себе еду или чай, просил принести газеты, почту и т. д. Кроме домофона почти все комнаты, где мог находиться Сталин, имели телефоны правительственной связи и телефоны обычной московской коммутаторной сети.
В СССР более ста человек — члены Политбюро, наиболее важные члены правительства, министры МГБ и МВД, военный министр, начальник Генерального штаба, заведующие основными отделами ЦК КПСС, первые секретари обкомов и партийные лидеры республик, командующие пограничными военными округами, секретари ЦК КПСС и некоторые другие государственные и партийные деятели — были связаны между собой двумя или тремя линиями правительственной связи и могли звонить напрямую Сталину в случае срочной необходимости.
Без особой нужды Сталину, конечно, никто не звонил, и, судя по рассказам дежуривших на даче Старостина и Лозгачева, в воскресенье 1 марта телефонных звонков Сталину не было. Эдвард Радзинский записал рассказ Петра Лозгачева о последовательности событий этого дня. К 10 часам утра «прикрепленные» и обслуживающий персонал собрались на кухне, ожидая звонка от Сталина. Сталин обычно давал первые распоряжения между 10 и 11 часами утра. Завтрак в так называемую малую столовую Сталина относила Бутусова. 1 марта все было иначе. Рассказывает Лозгачев: «В 10 часов в его комнатах — нет движения. Но вот пробило 11 — нет, и в 12 тоже нет. Это уже было странно».
Выражение «нет движения» отражает тот факт, что в комнатах Сталина в дополнение к телефонам была особая система сигнализации, позволявшая охране следить за тем, в какой из нескольких комнат находился Сталин в тот или иной момент.
В каждую дверь и в мягкую мебель были вделаны особые датчики. (После смерти Сталина, когда решался вопрос о возможном превращении дачи в Кунцеве в Музей И. В. Сталина, на дачу приехала группа сотрудников Института Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. E. М. Золотухина, член этой группы, впоследствии вспоминала: «Из всей мягкой мебели торчали пружинки — остатки специальных датчиков, сигнализировавших охране, куда переместился Сталин».)
Лозгачев продолжает свой рассказ: «Но уже час дня — и нет движения. И в два — нет движения в комнатах.
Ну, начинаем волноваться. В три, в четыре — нет движения… Мы сидим со Старостиным, и Старостин говорит: „Что-то недоброе, что делать будем?“… Действительно, что делать — идти к нему? В восемь вечера — ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять нету движения, в десять — нету».
Свидетельство Лозгачева подтверждается свидетельством Старостина, записанным в 1977 году бывшим охранником Сталина А. Т. Рыбиным. В 1953 году Рыбин уже не работал в охране Сталина, а был руководителем охраны Большого театра, это для МГБ также был объект правительственной охраны. Рыбин, находясь в отставке, по собственной инициативе также собирал свидетельства о смерти Сталина и о других событиях из жизни вождя. В 1995 году Рыбин опубликовал несколько брошюр, одна из которых посвящена событиям марта 1953 года. Свидетельствует Старостин: «В 22 часа я стал посылать Лозгачева к Сталину, так как нам было странно поведение Сталина. |