Рита повернулась ко мне и посмотрела более чем вызывающе.

– Думаю, что они и в половину не так хороши, – уточнила она.

Я встретился с ней взглядом.

– Кажется, я не прочь купить моторную лодку, – сказал я.

– Мы были бы рады продать вам мотор для нее, мистер Лэм.

– Я запомню ваше обещание, – кивнул я, – и напомните вашему шефу, чтобы он дал мне знать, если его сыщики раскопают что-нибудь.

Я повернулся и вышел.

Глава 7

Я вышел из отеля, прошел два квартала пешком и, убедившись, что за мной никто не следит, поехал на вокзал. Там я достал из ячейки портфель, в котором лежали ключи, копии писем и дневник в кожаной обложке, взятый мной в квартире Кэдотта.

Оттуда я поехал в оклендский аэропорт и успел на самолет, направлявшийся в Рино. Во время полета я мог спокойно, без помех познакомиться с дневником.

Первая запись в нем была сделана четыре года назад в январе. Сначала это были будничные отчеты о прожитых днях – куда ходил, с кем говорил. Но запись, датированная пятнадцатым апреля, показалась мне интересной.

«Кажется, дедушка серьезно болен. Ему становится все хуже. Мне будет очень недоставать его, когда произойдет неизбежное, но, как говорит К., любовь не должна закрывать нам глаза на реальность».

На следующий день:

«К. спросила меня, не заметил ли я, каким взглядом дедушка провожал молодую сиделку, убиравшую у него в комнате. После того как она это сказала, я начал следить и понял, что дедушка не на шутку увлекся сестрой Ортанс. Нелепо думать, что она может воспользоваться теми преимуществами, которые дает ей профессия, но К. настаивает, что у Ортанс именно это на уме. Нет смысла себя обманывать, дедушка сильно изменился за время болезни. Он стал капризным, по-детски раздражительным и, несмотря на свою слабость, одержимым похотью.

Наверное, в свое время он был не промах по женской части. По крайней мере, об этом свидетельствуют семейные предания. Боже всемогущий! Неужели в последнюю минуту Ортанс удастся поймать дедушку на крючок и заставить его переделать завещание?

Мне не хочется думать об этом. Еще меньше хочется писать об этом, но я решил быть откровенным в дневнике… Глупо отрицать, что слова К. встревожили меня».

На следующий день краткая загадочная запись:

«К. позвала меня к себе. Я наотрез отказался обсуждать то, что пришло ей в голову».

На другой день:

«Возможно, К. права, но я не могу принять в этом участие».

Следующая запись:

«Когда К. вошла в комнату, дедушка целовал Ортанс, сидевшую на краю его постели. К. вне себя от ярости. Она убедила меня присоединиться к задуманному ею плану».

На другой день лаконичная запись:

«Дедушка умер в девять тридцать утра».

Следующий листок оставался пустым.

Затем несколько строк:

«Постоянно звонит телефон. Я знаю, что это К., и не подхожу. Я не могу смириться с некоторыми фактами – пока, во всяком случае».

Запись на следующий день:

«Похороны. Никогда не забуду чувства, охватившие меня, когда я стоял у гроба и смотрел на восковое, застывшее лицо дедушки. Что подумали бы присутствующие, если бы смогли увидеть, что происходит в наших душах. К. выглядела преданной внучкой, погруженной в горе, но усилием воли заставляющей себя держаться. Насколько обманчива внешность женщин!»

На другой день:

«Как дорого бы я дал, чтобы стереть из памяти лицо лежащего в гробу дедушки! Несколько лет назад, до того как он так сильно сдал, мне казалось, что его голубые глаза видят человека насквозь.