Ответная улыбка загорается в зелёных глазах Лореасы, вот уже и всё лицо освещено ею… Теплеет сердце колдуньи. Душа её оживает, словно ствол дерева, по которому побежали весной пробуждённые соки.
Поздно прогонять гостя. Всегда было поздно.
— Здравствуй, Лореаса.
— Ты настойчив, — говорит она, глядя лукаво, чуть искоса. — Не утомился ещё?
— И не жди. Я упорней барана.
Лореаса смеётся. Кодор смотрит в её лицо, любуясь, и сжимает её руки, пока они не становятся тёплыми, как руки людских женщин; и тогда он отпускает Лореасу. Он отступает со светлым вздохом, склоняет голову, теребит золотую цепочку часов.
— Сегодня я с известием, — говорит он, — и с просьбой.
К этому она давно привычна. Но сейчас Кодор хмурится. Лореаса видит, что кустистые брови его поседели, как болотный мох. Она чуть приподнимает руку: хочет дотронуться до его лица, но сдерживает себя. Кодор мнётся. Это так на него не похоже. Что случилось? Снова война, чума, разорение? Дева Сновидений покинула город своей милостью? Злые твари пробираются с изнанки мира, изгрызая души, словно жучки древесину? Демон-крысолов вернулся за детьми горожан?.. Уже сама Лореаса хмурится и отводит глаза. Она как будто отражает Кодора в колдовском зеркале: так же складывает руки, так же неглубоко дышит, принуждает своё спокойное сердце перенять учащенный ритм биений, а холодную кровь — прилить к щёкам. Что пугает Кодора, лихого охотника и бесстрашного воина? Пугает Лесничего, не страшащегося ни старости, ни увечья, ни колдовства?
— Лореаса, — говорит наконец Кодор, — моя жена умерла.
«Загублена? Испорчена ведьмой?» — быстро предполагает Лореаса. Не иначе так; отчего же ещё нужно нести такие вести некромантиссе? Кодор поднимает глаза, в них печаль и надежда. Лореаса скорбно складывает губы. В её душе нет и никогда не было добра для его жены — но нет и ни капли зла. Если та людская женщина была хорошей женой, если её извели невинную и Кодор искренне хочет отомстить за её смерть, Лореаса сделает это для него.
— Что с ней случилось?
— Умерла в родах. И ребёнка… не сберегли.
Лореаса опускает веки. Теперь она, пожалуй, жалеет ту женщину. Не позавидуешь ей. Смерть в родах — людское проклятие, его не знают некромантиссы, рожающие легко и быстро, как кошки. Но людские ведьмы не проклинают женщин смертью в родах: слишком тяжки эти слова, слишком велик риск, что проклятие обернётся против самой ведьмы. Есть на выбор много других смертей.
Чего же боится Кодор?
— Это плохо, — говорит Лореаса. — Я сожалею о ней. Но о чём ты хотел меня просить?
Закусив губу, Кодор смотрит на неё и молчит. Молчит и молчит, переминаясь с ноги на ногу. Лицо его делается почти детским. Он застенчиво моргает. Выглядит нелепо. Лореаса недоумённо склоняет голову.
И тогда он просит:
— Выходи за меня замуж.
Глаза её распахиваются.
— Что?!
— Лореаса, я хочу взять тебя в жёны.
— Ты безумен!
— Всегда был безумен! — восклицает он. — И двадцать лет назад был безумен тоже. Ужели ты не знала? Ведь это я.
— Уходи сейчас же.
— Подожди. Подожди чуть-чуть, послушай меня, — Кодор заискивающе улыбается. Он тянется к ней, пытается вновь обнять её пальцы своими тёплыми, мозолистыми, людскими ладонями.
Лореаса в бешенстве вырывает руки.
Испуганно крича, поднимаются в воздух птицы с опушки, стремглав летят прочь. Разбегаются мыши и ящерицы. Даже насекомые спешат скрыться. Некромантисса в гневе! Страшна ярость хозяйки чёрного дома!..
Лореаса может исчезнуть сей же час: раствориться туманом, улететь с ветром, нырнуть в землю, как рыба в воду — но не делает этого. |