Кёрт вздохнула. Это был не первый случай. Как и очень многие из обездоленного низшего класса, рабочий был обскурозависимым, подсевшим на сладкий опиат, облегчающий его жалкую дерьмовую жизнь. Обскура была дешевле алкоголя. Он, вероятно, использовал трубку или ингалятор. Когда началось вторжение, рабочие бежали в улей. Теперь многие из них жалели, что в панике бросили заначки опиата. У нее уже было девяносто с лишним пациентов, принятых с тем, что сочли симптомами воспаления кишечника. После нескольких дней ухода и питания оказывалось, что у них абстинентные спазмы.

Отчаявшись, некоторые зависимые требовали лекарств, чтобы облегчить ломку. Некоторые выдерживали фазы абстиненции. Но многие становились жестокими и неадекватными. Некоторым — хроническим, давно подсевшим — ей пришлось выписать облегчающие транквилизаторы.

Кёрт вклинилась между ординарцами и повернулась лицом к мужчине, успокаивающе подняв руки.

— Я старший врач, — мягко сказала она. — Как вас зовут?

Рабочий прорычал что-то нечленораздельно, по его подбородку текла пена, когда челюсть шевелилась. Белки были слишком яркими.

— Ваше имя? Как вас зовут?

— Н-норанд.

— Как долго вы использовали обскуру, Норанд?

Еще один невнятный визг. Заикание.

— Как долго? Это важно.

— С-с тех пор, к-к-как был п-п-подмастерьем…

Не меньше двадцати лет. Пожизненно подсел. Здесь не о чем говорить. Кёрт сомневалась, что рабочий когда-либо сможет побороть привычку, разрушавшую его мозг.

— Я кое-что вам достану, что вам поможет, Норанд. Вам надо просто успокоиться. Сможете?

— Т-т-таблетки? — пробормотал он, жуя губу.

Она кивнула.

— Вы успокоитесь теперь?

У рабочего затряслась голова, и он уселся обратно на койку, тяжело дыша и перебирая пальцами простыни.

Кёрт повернулась к ординарцам.

— Принесите две дозы ломитамола. Живо!

Один из ординарцев заторопился прочь. Она отправила второго развести пациентов по их койкам.

Фоновый шум палаты на секунду смолк. Кёрт повернулась к рабочему спиной и поняла, что это было большой ошибкой. Он обернулась вовремя, чтобы увидеть, как он бросается на нее, оскалив гниющие зубы, со ржавым складным ножом в руке.

Механически удивившись, как, во имя Императора, ему удалось протащить нож в зал, она успела отступить в сторону. Рабочий боком врезался в нее, и она отшатнулась, перевернув тележку с водой. Бутылки разбились о плитку. Рабочий, пронзительно завывая, переступил через осколки, пытаясь удержать равновесие. Он ткнул в нее ножом, и она закричала, откатываясь в сторону и порезав руку о разбитое стекло. Анна барахталась, пытаясь встать и ожидая, что в любой миг он всадит нож ей в спину.

Оглянувшись, она увидела, что он задыхается и давится, взятый в замок. Дорден, танитский военврач, левой рукой зажал шею зависимого, а правой крепко держал руку с ножом — на приличном расстоянии от обоих. Зависимый булькал. Дорден был абсолютно спокоен. Его хватка выдавала навыки специалиста и приходилась на шею всего в миллиметре-двух от сонной артерии, всего в сантиметре от того, чтобы сломать шею. Лишь выдающийся медик или имперский ассасин мог действовать с такой ювелирной точностью.

— Брось, — сказал Дорден в ухо рабочему.

— Н-н-нгггххх!

— Брось. Это, — повторил Призрак твердо.

Дорден прижал большой палец к пульсу на запястье мужчины, и рабочий мигом выпустил нож. Ржавое оружие застучало по полу, Кёрт отшвырнула его.

Дорден сдавил шею на долю секунды, достаточную, чтобы мужчина вырубился, а затем бросил его ничком на пустую койку.