В 1944 году Дж. Кернкросс был переведен в Лондон в штаб-квартиру СИС, где координировал работу британской разведки в Югославии. Поступавшая от него информация освещала планы и намерения Англии и США в этой стране.

После окончания Второй мировой войны Дж. Кернкросс вновь вернулся на работу в Министерство финансов и до 1952 года передавал через А. Бланта секретные документы об экономическом положении Великобритании и ее внешнеэкономической политике.

В 1952 году в связи с угрозой разоблачения и выездом из страны двух членов «кембриджской пятерки» — Д. Маклейна и Г. Берд-жеса — Дж. Кернкросс попал под подозрение британских спецслужб, поскольку поддерживал с ними личные контакты. На допросах он категорически отрицал свою принадлежность к советской агентурной сети, признав, однако, что иногда передавал Г. Берд-жесу некоторые секретные документы, не зная о том, что тот является советским разведчиком.

В том же году Дж. Кернкросс в связи с «делом Маклейна — Берджеса» был вынужден подать в отставку. Он работал преподавателем в Канаде, затем перешел на службу в одно из представительств ООН в Риме. Последние годы жизни он провел на юге Франции, в Провансе.

В 1981 году, отвечая на запросы в Парламенте, премьер-министр Великобритании М. Тэтчер публично признала, что Дж. Кернкросс являлся советским разведчиком.

Незадолго до смерти он возвратился с женой в Великобританию, поселился в Западной Англии и приступил к написанию мемуаров. Скончался Дж. Кернкросс в октябре 1995 года.

Через два года после его смерти на прилавках книжных магазинов Великобритании появилась книга «Шпион “Энигма”», подготовленная к печати женой Кернкросса. В своих мемуарах Дж. Кернкросс подчеркивал, что единственной причиной, по которой он стал работать на СССР, являлось его желание помочь русским в борьбе с нацизмом.

* * *

Работая в Лондоне, «Стефан» приобрел для советской разведки более 20 источников информации, которые долгие годы работали на нашу страну. Все известные сейчас воспитанники «Стефана» — выходцы Кембриджского университета. Однако среди завербованных им агентов были и студенты Оксфордского университета, не менее талантливые и преданные советской разведке, чем кембриджские. Никто из них, в отличие от «кембриджской пятерки», так никогда и не был разоблачен.

«“Оксфордские кроты” Сталина, должно быть, прорыли такие же ходы в британское правительство, как и кембриджские, — писал английский историк и исследователь деятельности спецслужб Джон Костелло. — Большинство из них унесло в могилу тайну своей подпольной работы на Москву. Но можно только представить, до каких служебных высот они доросли и к каким тайнам английских секретных ведомств имели доступ!»

Но разведывательную славу «Стефану» принесла «кембриджская пятерка». О том, как работал разведчик-нелегал со своими источниками, вспоминал впоследствии Ким Филби:

«Это был трезвомыслящий и широко образованный марксист-ленинец. Он свободно рассуждал на философские, политические и экономические темы и всегда был способен помочь разобраться в наиболее трудных концепциях нашего учения. Он был отлично информирован в вопросах современной политики: читал множество газет и журналов на английском, французском и немецком языках. Мы вели долгие дискуссии по актуальным проблемам Европы, Америки и Дальнего Востока.

При этом он отличался редкой человечностью. Никогда не забывал, что у любого человека, как бы ни был он предан делу, может возникнуть потребность обсудить личные трудности, личные проблемы. Он неизменно был внимательным слушателем и, если в этом возникала необходимость, давал советы. Обсудив профессиональные вопросы, мы зачастую начинали болтать о всяких пустяках. Ему было присуще чувство юмора. И часто мы хохотали до упаду…

Он, безусловно, понимал, что потребуется время, возможно годы, прежде чем можно будет рассчитывать на получение от меня стоящей разведывательной информации.