Выяснилось, что позавчера ночью у Зины схватило правый бок. Скрутило так, что хоть волком вой. Надо было бы вызвать «Скорую», но женщина не стала этого делать – ждала сына. А ну как ее увезут! Витенька приедет, а она в больнице. Нехорошо. Поэтому выпила анальгин, приложила горячую грелку – вроде бы полегчало. Уснула, утром все было будто бы ничего, а к вечеру началось опять. Тетя Маня, вставшая ночью на ведерко сходить, увидела в окне у Малаховых свет и какую-ту суету («Так и мелькает в окошке тень, так и мелькает!»), забеспокоилась и пошла узнать, в чем дело. Зинаида, вся скрюченная от боли, ни лежать, ни сидеть не могла, ходила взад-вперед по горнице, стонала и держалась за бок. Тетя Маня сразу же побежала в милицию, к телефону – врачей вызвать. Те приехали быстро, меньше часа прошло, заругались, уложили Зину на носилки, повезли, но доставить не успели. Гнойный аппендицит, заурядное, в общем-то, заболевание, не пожелал больше дожидаться. Зинаида Малахова скончалась от острого перитонита на сорок первом году жизни. А Виталий в двадцать лет остался круглым сиротой. Ни разу не виденный отец из далекой Прибалтики был не в счет.

Когда справили сороковины и горе немного улеглось в душе, Малахов понял, что в Товаркове его ничего более не держит. Живых привязанностей у него не осталось, а могилы… Ну, что же могилы. Могилы можно и из Москвы навещать. Без всякого сожаления он продал сначала коз и кур, а чуть погодя – и дом с садом. К его удивлению, оказалось, что все их хозяйство имело не самую малую стоимость.

Большинство его сверстников в подобной ситуации тут же потратили бы вырученные деньги на всевозможные удовольствия – кино, кафе, такси, одежду «от спекулянтов» и так далее. Виталий был не таков. Он купил только самое необходимое: магнитофон «Весна», несколько кассет, кроссовки и джинсы «Супер Райфл». Все остальные деньги легли на сберкнижку. Малахов поклялся, что будет тратить их только на что-то серьезное.

Студенческое время пролетело быстро. Приближалось окончание института, выпускникам предстояло распределение. Виталий надеялся, что попадет на самое престижное место – в крупный НИИ-«ящик», о котором мечтали все его сокурсники, но туда его не взяли. Вакансий оказалось немного, и достались они, как водится, блатным москвичам. Малахову же предложили должность инженера на крупном заводе, что было похуже, но, впрочем, тоже неплохо. Институт был успешно закончен, диплом – красный! – получен. И Виталий из одного общежития перебрался в другое – заводское, в современном доме и квартирного типа. Да еще в паспорте появился штамп о прописке – не временной, на годы учебы, а постоянной. Он стал москвичом! Пусть пока без собственной крыши над головой, но москвичом!

…Кружка опустела, на керамической тарелке остались только крошки, но Малахов не чувствовал себя ни сытым, ни довольным. К тому же показалось, что в кухне становится душно. Он распахнул створки, и в комнату тут же ворвался весенний шум со Старой Басманной – кухонные окна у них выходили на улицу. Малахов задумчиво облокотился на подоконник. Поток воспоминаний вырвался из-под его контроля.

…После распределения вчерашний студент очень быстро понял, что на заводе ему не нравится. Разрабатывать, усовершенствовать и внедрять в производство новые технологии было абсолютно неинтересно. Если раньше он относился ко всему этому в теории как к необходимой ступени в достижении цели, ради которой можно было перетерпеть все, то теперь цель была достигнута. Он уже поселился в городе своей мечты. И воплощать на практике то, что осточертело еще в институте, не было никакого желания.

Неизвестно, что стало бы с Малаховым, если бы не очень вовремя начавшаяся перестройка. Закадычный институтский дружок Сашка Семенов одним из первых смекнул, какие радужные перспективы открылись теперь перед предприимчивыми людьми, и как-то быстро успел обратить в свою веру и соскучившегося на заводской работе приятеля.