– Лучше бы прилетел Дилов, он тоже противник Проекта, но он лысый бородач… – искренне вздохнул Панарин.

– Ну и было бы похоже на шахматную партию между компьютерами. А так будет просто жизнь – очень сложная вещь, как вы, может быть, слышали. – Она подтолкнула Панарина к двери. – Идемте, совещание скоро начнется. По дороге рассказывайте что-нибудь веселое, а я буду смотреть на вас снизу вверх очарованными глазами.

– Знаете, какая самая любимая моя книга? – спросил Панарин. – «Одиночество в Магеллановом Облаке».

– Никогда не слышала.

– «Космическая опера» столетней давности. Очаровательную героиню высадили на астероид, да так там и оставили.

– Я вас тоже ужасно люблю, – нежно улыбнулась ему Марина, глядя на него снизу вверх очарованными глазами. – Но до Магелланова Облака ужасно далеко, когда-то вы еще туда доберетесь…

«Снерг наверняка в Саянске, – думал Панарин, механически кивая встречным. Вот и закрутилось метелицей, началось. Нельзя сказать, что мы не ждали – мы ждали, но думали, что все обойдется. Так уж устроен человек – отталкивает тревожные мысли до последнего часа. Значит, все. Значит, драка. Конечно, кое-кто разочарован, пораженческие настроения, что греха таить, появились и среди нас самих, но разве человечество предаст свою мечту о дальних звездах? Разве оно разучилось надеяться? Но в том наша слабость и состоит, что апеллируем мы исключительно к эмоциям, и оперируем одними эмоциями, а противостоят нам жесткая логика и суровые факты…»

– Утро прекрасное, в такую погоду только и думать – о новых надеждах, – сказала Марина. – Не хмурьтесь, командор, в конце концов, у вас ничего не отберут. Немного урежут лимиты – и только.

– А к чему такая урезка приведет в психологическом плане?

– Стоит ли беспокоиться? – она улыбчиво щурилась. – Отсеются нестойкие, не более того.

«Чертова кукла, – с усталым раздражением подумал Панарин. – Даже самые стойкие могут растеряться, когда станут урезать энергетические лимиты и свертывать программы. Важна не только собственная убежденность, но и моральная атмосфера вокруг Проекта… как может армия хорошо драться, зная, что те, кто послал ее на бой, охладели к ней?»

– Что из себя представляет Каратыгин? – спросил Панарин. – Я с ним встречался один раз, и то случайно. Общаться вовсе не общались.

– Очень киногеничен.

– С этим его качеством я как раз знаком благодаря стерео.

– Ну, а с его деловыми качествами скоро познакомитесь…

Панарин, как оказалось, пришел последним. В Малом зале уже сидели Кедрин, двое руководителей технических служб Проекта и двое из тех, кто был его мозгом – спортивного типа человек Муромцев и Ярош, красивый старик, похожий на патриархов Рембрандта. Не то чтобы здесь царила напряженность, но некоторая скованность была. Собравшиеся походили на членов семьи, уже слышавших о смерти горячо любимого родственника, однако ожидавших подтверждения очевидца. Они сидели в тягостном молчании, не смотрели друг на друга и на приветствие Панарина ответили одними кивками.

Панарин устроился в уголке, через два кресла от Яроша. Марина оглядела зал, установила камеру на столике и тихонько села рядом с Панариным.