– Не сказала бы, что это так уж похоже на благословение, – пробормотала она после того, как отважилась осторожно рыгнуть и поборола реакцию своих внутренностей, склонив их к ничьей.
– Благословения редко бывают без скрытого внутри проклятия, так же как и в любом проклятии обычно есть щепотка благословения. – Изерн отрезала от высушенного куска чагги небольшой ломтик. – Как чаще всего бывает, все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– Очень глубоко!
– Как всегда.
– Наверное, те, у кого не так болит голова, могли бы больше оценить твою мудрость.
Изерн облизнула кончики пальцев, скатала ломтик чагги в шарик и протянула Рикке.
– Я бездонный кладезь откровений, беда лишь в том, что невежду не заставишь пить из него. Давай снимай свои штаны. – Она засмеялась своим резким, неприятным смехом: – Немало мужиков желало бы услышать от меня эти слова!
Рикке села, привалившись спиной к одному из увенчанных снежными шапками стоячих камней, щурясь на солнце, сверкающем среди обсыпанных каплями веток. Меховой плащ, подарок отца, обнимал ее за плечи, свежий ветерок обдувал голую задницу. Она жевала катышек чагги, а ее пальцы с окаймленными черным ногтями метались по всему телу, преследуя возникающие то там, то здесь очаги зуда, пытаясь успокоить растрепанные нервы, отбросить воспоминания об этой башне, обо всех этих повешенных, о горящем Уфрисе…
– Видения… – пробормотала она. – Если это не проклятие, то что?
Изерн, хлюпая башмаками, взобралась на берег, держа в руках мокрые штаны Рикке.
– Вот, чистые, как свежий снег! Теперь от тебя будет пахнуть только юностью и разочарованием.
– Кто бы говорил о запахах, но не ты, Изерн-и-Фейл!
Подняв жилистую, покрытую татуировками руку, Изерн понюхала у себя под мышкой и удовлетворенно выдохнула.
– А что такого? Здоровый, крепкий аромат женщины, как раз такой, какой больше всего любит луна. Если тебя беспокоят запахи, ты выбрала себе не ту компанию.
Рикке сплюнула, но уверенного плевка не получилось, и большая часть сока чагги оказалась у нее на подбородке.
– Если ты думаешь, будто я здесь что-то выбирала, значит, ты совсем сбрендила.
– То же самое говорили о моем папаше.
– Он-то был безумнее мешка с филинами, ты всегда так говорила.
– Хех! Что для одних сумасшедший, то для других – выдающаяся личность. Нужно ли говорить, что ты и сама далека от обыденности? На этот раз ты так сильно оттолкнулась от земли, что едва не вылетела из своих башмаков. В будущем, наверно, придется тебя привязывать, не то ты окончательно съедешь с катушек. Будешь пускать слюни, как мой братец Брейт – он-то, между прочим, хотя бы держит свое дерьмо при себе.
– Вот уж спасибо тебе за заботу!
– Не благодари. – Изерн составила вместе кончики больших и указательных пальцев и, прищурившись, посмотрела в ромбовидную дырочку на солнце. – Нам давно пора в путь. Сегодня день возвышенных подвигов! Или, скорее, низменных.
Она бросила штаны Рикке на колени.
– Давай одевайся.
– Что, прямо мокрые? Они же будут натирать!
– Натирать? – фыркнула Изерн. – И это все, что тебя беспокоит?
– Моя голова до сих пор болит так, что аж зубы ноют. – Рикке хотелось закричать, но она знала, что это будет чересчур мучительно, поэтому пришлось обойтись тихим хныканьем. – Чего мне сейчас совсем не нужно, так это дополнительных мелких неудобств.
– Жизнь состоит из мелких неудобств, девчонка! По ним ты узнаешь, что еще жива. |