Эйдан с неодобрением смотрел, как Ева наклонилась и погладила пса по голове, вместо того чтобы заставить его немедленно повиноваться.

Эйдан протянул ей руку, и она, не глядя на него, оперлась на нее и села в карету. Ее лицо, казалось, было высечено из мрамора. Наконец и горничная, сделав вид, что не замечает руки Эйдана, забралась в экипаж. Полковник не сомневался в том, что, посмотри он сердито на нее, она лишилась бы чувств. Он плотно закрыл дверцу, кивнул кучеру и, бросив монету слуге, вскочил на коня и последовал за каретой. Они выехали из имения, миновали мост, а затем и деревню. Денщик, не отставая, ехал следом.

В таком чудовищном рыдване дорога до Лондона заняла бы целый день, но, к счастью, погода стояла прекрасная, дорога была сухая, и они ехали достаточно быстро, несмотря на то, что Эйдан считал своим долгом останавливаться даже чаще, чем им встречались заставы. Лошадей через определенное время приходилось менять, а дамам надо было поразмяться и перекусить. Он заметил, что мисс Моррис еда не интересовала, зато миссис Причард ела с видимым удовольствием. Она пыталась держаться с ним приязненно и оживленно и довольно громко болтала с ним на своем невразумительном валлийском диалекте, не давая, таким образом, воцариться неловкому молчанию. Эйдан был рад, что едет верхом, а не в карете.

Всякий раз, когда он бросал взгляд на мисс Моррис, ее лицо оставалось бледным и застывшим как мрамор, но он запретил себе ощущать к ней жалость. Разве у него был выбор? Для ее же блага он должен был уговорить ее поступить именно так. А кто пожалеет его? Нельзя сказать, что его сердце радостно билось в предвкушении завтрашнего дня. Далеко не так. Эйдан не был особо чувствительным. Ему бы не пришло в голову назвать себя несчастным, но его не покидало горькое чувство утраты. Не об этом он мечтал.

К вечеру они добрались до окраины Лондона. Эйдан и денщик весь день провели в седле, но им было к этому не привыкать. Эйдан не ощущал физической усталости. Однако настроение у него было самое мрачное. Он заплатил за свое спасение дорогую цену. Женитьба на совершенно чужой женщине – таковой оказалась плата за честь и неоплаченный долг. Брак по расчету все равно что пожизненный приговор, да к тому же с женщиной, от которой, узнай он о ней, Бьюкасл пришел бы в ужас. Дочь углекопа, ни больше ни меньше. Кроме того, вчера вечером он сказал не правду. В самом деле, совсем недавно он еще считал, что военная карьера и женитьба несовместимы. Но в последние несколько месяцев Эйдан не раз спрашивал себя о том, как он поведет себя, повстречав женщину, привычную к кочевой жизни. Дочь генерала, например, который, где бы он ни служил, всегда возил с собой свою семью? И это был не праздный вопрос. Эйдан повстречал такую женщину.

Он не был с ней помолвлен. Ни единым словом он не намекнул на какие-то обязательства перед ней. Ни одного намека не произнесла и она. Но определенно можно было утверждать, что вскоре такие слова прозвучат. Не было сомнения и в том, что генерал Нэпп даст свое благословение, когда Эйдан попросит руки его дочери. Полковник был счастлив, думая, что все-таки женится, и ожидал, что жизнь с женщиной, которую он выбрал, будет вполне терпимой.

Всего этого не будет. Какой смысл предаваться размышлениям о том, чего уже нельзя изменить. Те слова не будут сказаны ни Эйдан ом, ни генеральской дочерью. Ничья честь не пострадает. Никто не признается, если чье-то сердце и будет ранено.

Эйдан велел кучеру ехать следом и впереди кареты направился в отель «Палтни» на Пиккадилли, лучший в Лондоне. Он снял две комнаты и гостиную на два дня и уже собрался попрощаться с дамами, как вдруг заметил, какими чужими и потерянными выглядят они среди этой роскоши. Он понял, что ему следовало бы поместить их в более скромную гостиницу, но было уже поздно что-то менять.