Дикареша подскочила к отцу, облепила его колени. Стало видно, что они похожи – те же темно-синие волосы, низковатая макушка. Макушка у обоих располагалась чуть ниже, чем положено. Дикарь-папа и Дикареша-дочка.

Гарик остался стоять возле стола, склонив голову. Правильнее сказать: повесив голову. Его огорчил уход Инны. Хотелось компании. Хотелось, чтобы было весело. Семья – это семья. Изучена вдоль и поперек, ничего нового. А Инна с девочкой – это два новых человека, которых интересно познать и себя прокатить на новой матрице. И что-то еще, неведомое, зовущее и дразнящее.

Инна заметила эту склоненную голову, висящие руки. Маша тоже заметила, но сделала вид, что не заметила. Впереди Новый год, семейный праздник. Семья в сборе, а это – главное. Остальное – детали. Аксессуары. Кстати, красивая жена – тоже аксессуар.

Инна не собиралась праздновать Новый год, но вдруг почему-то пошла в ванную. Встала под душ, пустила горячую воду, густо намылила мочалку. Она с силой терла себя, как будто сдирала и смывала всю прошлую жизнь. Стояла в густой пене. Потом эта пена падала к ногам и уходила в дырочку стока, неведомо куда, в преисподнюю.

Инна вышла из ванной, завернулась в халат. Долго отдыхала в кресле. Тело дышало, приходило в себя. Инна превращалась из подранка в молодого зверя, полного сил, способного на полноценную охоту.

Блинок включила телевизор. Там передавали танцы народов мира.

Блинок пробовала повторять эти же ритмы. Она была кругленькая и неуклюжая, но старательная. Старалась изо всех сил и была собой довольна.

– Похоже? – спросила она у мамы.

– Как свинья на коня, – ответила Инна.

Блинок задумалась. Конь и свинья – совершенно разные животные. Как они могут быть похожи?

– А кто свинья? – уточнила Блинок.

– Конечно, они. – Инна указала в телевизионный экран.

Блинок удовлетворительно кивнула головой, однако танцевать перестала.

Инна сгребла ее в охапку. Она обожала свою дочку – милую, кругломорденькую, доверчивую. Ее ничего не стоило обмануть, убедить в чем угодно. Поэтому, именно поэтому ее надо защищать, любить и баловать.

Инна целовала своего Блинка. Вспомнила при этом, как горилла ласкала своего детеныша в сухумском питомнике. Видимо, такая вот всепоглощающая, зоологическая любовь к потомству заложена природой в человека и зверя и это и есть самая подлинная и самая долгоиграющая любовь. Она не проходит никогда.

Маша, Гарик и Дикареша уже восседали на своем месте. Как все были наряжены! Девочки сверкали, как принцессы. Гарик в черно-белом, как пингвин. На Маше что-то элегантное, но не бросающееся в глаза. Она всегда одевалась таким образом, что ее одежда не запоминалась, не затмевала саму Машу. При этом был очевиден вкус и качество.

На Инне серое шелковое платье с глубоким вырезом. Сразу был виден французский шарм и крой. Наши модельеры не обладали таким воображением.

В России модельный бизнес расцвел позже, появились свои модельеры-звезды. Но это позже. Наступал восемьдесят шестой год, и никто не предполагал, что в ближайшем будущем Союз нерушимый разрушится в одночасье, разлетится на куски.

Красивая одежда сама по себе создает праздник. Весь зал пребывал в приподнятом настроении. Все поверили, что человек создан для счастья, как птица для полета. Некоторые философы считают, правда, что человек создан для страданий и для испытаний. Но все испытания остались дома, а здесь, на отдыхе, – никаких забот, свежий воздух, море и сосны, бутылки с шампанским, пробка в потолок.

Заиграл нехитрый оркестр.

«Сейчас он меня пригласит», – подумала Инна.

Гарик поднялся из-за стола и пригласил Инну на танец.

Маша бровью не повела.