Он сидел посередине класса, точно червяк на крючке среди течения, бурлящего раскрытыми ртами, ртами, ртами, которые беспрерывно издавали бессмысленные звуки.

— Это корабль. Корабль плывет по морю. Люди, которые живут на корабле, называются матросами.

Эти слова были напечатаны в букваре рядом с картинкой.

Паал вспомнил картины, которые показывал ему отец. Это тоже были картины с кораблями, но его отец не произносил безобразных коротких слов. Его отец давал ему мысленный образ, сопровождаемый звуком и цветом.

Огромные синие валы прилива. Зеленые, с белоснежными шапками пены, водяные горы. Штормовой ветер, гоняющий по гребням волн накренившийся парусник, вспышки молний, низкие тучи, грохочущие каскады воды. Волшебно прекрасный рассвет в океане, переливающееся всеми красками небо, тюлени, сияющие волны, яркое солнце.

— Это ферма. Люди, которые производят продукты питания, называются фермерами.

Слова — пустые обрубленные слова, не имеющие ничего общего с теплым запахом земли! Шум пшеничного поля на ветру, колыхание золотого моря. Вот солнце садится за красной крышей деревенского амбара, а в душистом нежном ветре издалека слышится тонкий звон колокольцев на шеях у коров.

— Это лес. Лес состоит из деревьев.

Разве в этих звуках или в символах на бумаге есть хоть немного чувства! Нет в них ни гула ветра, вечной рекой текущего сквозь столетние могучие кроны. Нет в них запаха ели, дуба, сосны и новых листиков березы. Нет в словах ощущения, когда под твоими ногами пружинит мягкий ковер опавших лесных листьев.

Слова. Косный бездарный язык людей с обрубленными мыслями! Полная невозможность выражения мысли и чувства! Черные значки на белом фоне. Это кошка. Это собака. Кошка. Собака. Это мужчина. Это женщина. Мужчина, женщина. Машина. Лошадь. Дерево. Стол. Дети. Каждое слово ударялось в него и обрубало его собственные мысли. Ловушка со скрежетом захлопывалась и запирала его необыкновенное сознание на замок.

Каждый день она ставила его на платформу перед рядами парт.

— Паал, — говорила она снова и снова. — Скажи: Паал!

Он не мог. Он смотрел на нее, слишком мягкий, чтобы обрывать всякую связь с ней, слишком испуганный, чтобы идти к ней навстречу.

— Паал. — Костлявый палец снова и снова упирался ему в грудь.

— Паал. Паал. Паал.

Он боялся ее. Он не мог не бояться ее. В конце концов его взгляд становился пустым, он переставал замечать классную комнату и всех, кто в ней находился, и концентрировался на спасительном образе — на руках своей матери. Он знал, что это был настоящий бой. Застывший от горя, он чувствовал всем своим существом каждую новую попытку вторжения в его мысли.

— Ты не слушаешь меня, Паал Нильсен! — Мисс Франк выпалила это и изо всех сил толкнула ребенка. — Ты — тупой, невоспитанный мальчик. Ты не желаешь быть таким, как другие дети?

Ребенок смотрел на нее широко раскрытыми зелеными глазами. Никогда не целованные тонкие губы старой девы покривились от злости и сжались.

— Садись на место, — злобно процедила она.

Ребенок не шелохнулся. Она столкнула его с платформы своими жесткими пальцами.

— Садись! — крикнула она таким голосом, точно командовала упрямым глупым щенком.

Каждый день.

Она внезапно проснулась отчего-то посреди ночи. Поднялась с постели и в темноте вышла из комнаты. Гарр спал, похрапывая. Она, стараясь не разбудить его, прикрыла за собой дверь спальни и, повинуясь безотчетному предчувствию, пошла в гостиную.

— Мой милый!

Он стоял у окна и глядел на улицу. Когда Кора заговорила, он вздрогнул. Огни ночных реклам осветили его лицо. На этом лице был страх.