На часах половина одиннадцатого ночи, Шульц и Грета незаметно исчезли. Решили уединиться, не зря весь вечер вместе сидели. Надоело все. Руди решительно встал.

— Ты куда? — рядом вырос чуткий эсбэшник.

— Пойду воздухом подышу на балкон, нельзя что ли? — набычился Руди.

— Недолго, — милостливо разрешил человек Шульца, и явно расслабился.

Рудольф прошел вдоль столов, заваленных объедками. Пиршество в самом разгаре, появились первые павшие в неравной борьбе с горячительными напитками. Немолодой пехотный майор уютно ткнулся мордой в салат. Его толстая женушка мило шебетала с охраной старика-ветерана. Эсэсовцы позволили себе немного расслабиться, выпили лишнего. Оркестр наигрывал что-то веселое, в центре зала организовали дикие танцы.

Руди выскользнул на балкон и прикрыл дверь. Господи, как же хорошо вырваться из свинарника в прохладную темноту. С черного неба бесстрастно и равнодушно смотрели холодные звезды. В парке надрывались кузнечики. А ведь сегодня первое июня, начало лета. Стоит порадоваться, а хотелось выть на луну раненым зверем.

Дверь открылась, пустив длинный луч электрического света. Благостное одиночество нарушено. Твою мать, ветеран.

Дед аккуратно прикрыл за собой дверь и уставился на Руди подслеповатыми глазами, прячущимися в густых, клочковатых бровях. Как раз тебя тут только и не хватало.

— Парень дай сигарету, — нарушил неловкое молчание балконный гость.

— Не курю, — усмехнулся Рудольф. Вот дед дает.

— Нахер тогда вообще живешь? — скрипнул дедушка и грязно выматерился, самым неподобающим для ветерана образом.

— И вам не советую, вредно.

— В задницу меня поцелуй, советчик протыканный. Зря значит вышел.

— А где охрана ваша?

— Пьют мордовороты, не до меня им сейчас, я и вырвался, думал сигаретку перехвачу. Шесть месяцев не курил, врачи, суки гадские, запрещают. О здоровье пекутся. То-ли дело внуки, вот эти молодцы у меня, и сигарету дадут и шнапсу плеснут, лишь бы сдох любимый дедушка побыстрей, не успею остыть, начнут квартиру делить. Только хер им огромный, я из них половину переживу и на могилках станцую, сволочи.

Веселый дедок, — отметил про себя Руди. Раньше думал ветераны существа мифологические, возвышенные, а этот обычный такой. Интересно настоящий? А то говорят участники Великой войны давно умерли.

— Вы воевали?

— Идиот, — оскорбился ветеран, и замахнулся тростью. — Думаешь вру, паскуденышь?

— Нет-нет, — Руди поспешно вскинул руки.

— Москву брал, до Уфы дошел, потом в Иракской компании участвовал, — дед жестом очертил горизонт. — В этих лесах половина нашей дивизии осталась, а ты мне тут говоришь. Сюда смотри. — ветеран задрал мятый пиджак и рубашку, продемонстрировав плохо видимые в полутьме, багровые шрамы.

— Простите. — примирительно улыбнулся Рудольф.

— Да пошел ты, — ветеран сухо закашлялся в платок, на ткани осталось темное пятнышко, — Зря воевали раз такие вопросы теперь задают. Устроили представление дерьмоеды. Видел героя их нового? Полукровка, грязная русская свинья, я таких навидался.

Ого, дедушка не узнал собеседника в темноте.

— А какие они были, эти русские? — затаил дыхание Руди.

— Такие как я и как ты, — ощетинился дед.