Им открыла м-сс Дубер. Она сияла, изо всех сил стараясь показать, что она и в самом деле добрая душа. За ней выпорхнула услужливая горничная, вызванная, чтобы взять багаж.

«Вестибюль» Скартмор-хауза — то есть передняя — говорил о том, что заведение м-сс Дубер укомплектовано полностью и притом разнообразной публикой; Здесь стоял какой-то неопределенный, но сытный запах. Линолеум на полу и обои под мрамор на стенах были приятного светло-коричневого тона. Цвет и запах сливались в нечто единое. Коллекция верхнего платья и головных уборов занимала длинный ряд крючков над столь же длинным рядом зонтов и тростей. Тут же засиженное мухами зеркало с высоким подзеркальником и полки с отделениями для писем и газет.

Большую часть этого приятного фона закрывала собой фигура гостеприимной м-сс Дубер.

— А, это и есть наш юный джентльмен? — сказала она. — Студент. Мы сделаем все, чтобы вам было удобно. Вы будете не один, здесь есть еще студенты. Мистер Франкинсенз учится в университетском колледже. Такой умный молодой человек. Высшие награды! Потом замечательный преподаватель ораторского искусства, мистер Харольд Тэмп, и его супруга. Потом один молодой человек из Индии…

И, наклонившись к Маттерлоку, конфиденциально шепнула:

— Сын раджи. Прекрасно говорит по-английски.

Затем в сторону, служанке:

— Тринадцатый номер. Если тяжело, не берите все сразу… Ну, так попросите Гоупи помочь вам. Что же вы стали?

И, приняв любезный вид, тотчас же опять повернулась к прибывшим.

Ее слова смутно доходили до сознания Эдварда-Альберта. Он изо всех сил старался держать свои руки так, чтобы они ушли подальше в рукава; кроме того, он уже приобрел привычку слушать невнимательно, которая так и осталась у него на всю жизнь.

— У нас тут все молодежь, — говорила м-сс Дубер. — Есть только один действительно старый господин — но очаровательный. Такой прекрасный рассказчик!

Эдвард-Альберт почувствовал руку Маттерлока у себя на плече.

— Тебе будет хорошо. Сперва покажется немного не по себе в новой обстановке, но скоро привыкнешь.

— Бельгийцы. Семья беженцев из Антверпена. Так что если вы пожелаете учиться французскому языку…

— Ну, пока прощай и желаю успеха, Тьюлер.

Маттерлок пожал ему руку и ушел.

Эдвард-Альберт почувствовал отчаянное желание крикнуть: «Не уходите!» — и кинуться к своему покровителю, прежде чем за ним закроется дверь.

И вот он один на один с м-сс Дубер. К ее вкрадчивому обращению примешался теперь оттенок хозяйской властности.

— Я покажу вам наши общие комнаты и познакомлю вас с некоторыми нашими правилами и требованиями: вы ведь понимаете, что без правил и требований нельзя. А потом отведу вас наверх, в вашу комнату. Милая, тихая комнатка…

И пояснила:

— На верхнем этаже. Номер тринадцать. Я думаю, для вас это не имеет значения? Я все собиралась дать ей номер 12-а, да так и не удосужилась. Надеюсь, вам у нас понравится. Мы тут все так дружно живем, как одна большая семья. Повесьте шляпу и пальто на этот крючок…

Таким-то образом Эдвард-Альберт вступил в новую фазу своего существования и потихоньку приспособился к новой, более широкой среде. Завтракали от половины восьмого до половины десятого. Затем предполагалось, что вы уходите и возвращаетесь к шести-семи. Но у камина в гостиной спал какой-то старый джентльмен. Он просыпался, глядел вокруг, что-то мычал и снова погружался в сон. Обедали от половины восьмого до половины десятого. Столовая была просторной темной комнатой с затененными газовыми лампами, большим буфетом и лифтом для подачи кушаний, который поднимался с треском и грохотом.