— Что вам говорила миссис Чезер?

— Да ничего особенного. Сказала, что вы немножко повздорили. Вы Эванджелину чем-то обидели, что ли?

— Мы с ней… (Он поискал выражения). Мы с ней немножко не столковались.

Взглянув на своего протеже, Пип заметил, что тот густо покраснел. Вид у него был еще наивней и глупей, чем обычно.

— Я ведь не младенец, дорогой мой, — заявил Пип Чезер. — Не будем говорить об этом. Бросьте об этом думать. Над тем, что вчера огорчало, завтра станете смеяться. Ведь вы будете рады, если она вернется? Верно? Надо признать за женщиной право иметь свой подход — и-го-го — к некоторым вопросам, в особенности на первых порах. Согласитесь на это, и она вернется. Сейчас же. Согласны? Да? Ну и толковать не о чем. Все в порядке.

Вернувшись домой, он рассказал жене о положении дел.

— Я так и думал, что в этом все дело, — сказал он после того, как жена посвятила его в подробности ссоры. — Кажется, у нас с тобой таких недоразумений не было…

— Ты все знал от рождения, — ответила Милли Чезер. — А уж чем дальше, тем больше. Пойду скажу ей. Она ждет наверху…

— Он хочет, чтобы ты вернулась, — сказала Милли Эванджелине, поднявшись наверх.

Эванджелина была занята чтением «Похождений принцессы Присциллы». Она отложила книгу в сторону, делая вид, будто ей жаль оторваться.

— А он просит извинения? Он должен попросить извинения.

— Просит.

— Я хочу поставить все точки над и. Это просто опасный субъект. Я готова возненавидеть его и, если он не будет осторожен, в самом деле возненавижу. У меня должна быть отдельная комната. Я должна… должна иметь свой голос и право распоряжаться собой… Постоянно. После того, что было, это просто необходимо, Милли.

— Пип говорит, что он понял, что вел себя по-идиотски, и теперь кроток, как овечка.

— Овечка. Хм… Овечки тоже разные бывают. Если он хочет, чтобы мы жили вместе, так должен быть ягненком.

— Так ты поедешь и поговоришь с ним?

Когда Эванджелина вернулась, Эдварда-Альберта не было дома. Он пошел сказать, чтобы ему принесли виски и несколько сифонов содовой. Непрактичная особа впустила Эванджелину, ни слова не сказав. Таким образом, вернувшись, он снова нашел Эванджелину у руля.

Пока ее не было, он говорил себе, что, как только она вернется, он сделает с ней то-то и то-то. Но едва он столкнулся с ней лицом к лицу, оказалось, что все замыслы классической расправы совершенно неосуществимы.

— Ну? — промолвила она.

Он уловил в ее взгляде угрозу. Сделав шаг по направлению к ней, он сказал:

— Как я рад, что ты вернулась. Я так ждал тебя.

— Погоди, — остановила она его. — Погоди минуточку, Тэдди. Убери руку. И слушай. Если ты думаешь, что я позволю такому медведю, как ты, опять меня увечить…

На столе что-то блеснуло.

— Что это такое?

— Это хлебный нож, мой милый. Если ты затеешь драку, я не ручаюсь… А установить, кто из нас начал, будет трудно. Понимаешь? Я не шучу, Тэдди.

Она прочла на его лице страх и поняла, что одержала верх — по крайней мере на данном этапе. К ее презрению примешивался все еще значительный остаток нежности и чувства собственности.