На вопрос он не ответил, потому как ответа не знал. Предполагать, конечно, можно было всякое, но в такой мрачной обстановке эти предположения лучше было не произносить вслух.

– А может, ее тут уже и нет, – прошептала Кира, очень желая, чтобы именно так оно и оказалось.

– А куда ж она делась? – спросил Ворохтин.

Кира лишь плечами пожала. Чем дальше они углублялись, тем тревожнее становилось на душе у девушки. Она представила, что участвует в «Робинзонаде» и живет на этом острове. Ночь, одиночество, непроглядная темень. Она накрывается одеялом с головой в своем ветхом шалаше и вздрагивает от каждого шороха. Ей кажется, что какой-то худой мужчина с серым лицом приближается к шалашу, останавливается в шаге от него и криво ухмыляется. Он ничего не делает, а только стоит и смотрит на шалаш. А она лежит под одеялом и умирает от ужаса…

Ворохтин снова остановился и приказал ей не дышать. Надавил кнопку вызова на радиостанции и прислушался.

– Хуже, если она утонула, – произнес он.

– Да? А почему?

– Тогда ее рация уже не подаст сигнала.

Он пошел дальше, наступая тяжелыми ботинками на сухой валежник. Кира мимоходом обернулась, посветила назад и, убедившись, что за ними не идет ни бледный, ни розовощекий мужчина, немного успокоилась.

– А почему вы решили оставить шоу? – спросила она.

– Я же не спрашиваю тебя, почему ты решила написать про шоу?

– Мне приказал главный редактор… Ой, крапивы сколько! А вы когда уедете?

– Когда приедет другой спасатель… Осторожнее, здесь лужа!

Они разговаривали без напряжения, словно никогда не конфликтовали и не кидались взаимными упреками. Спокойный голос Ворохтина отвлекал Киру от гнетущего страха, и она потихоньку приходила в себя. Она задумалась о том, сколько времени может еще пройти, пока приедет другой спасатель, и потому не придала особого значения тому, что Ворохтин остановился и опустился на корточки. «Пока найдут подходящего человека, пока договорятся с ним обо всех нюансах и подпишут с ним договор, глядишь, и соревнования закончатся», – думала Кира.

– Посвети-ка сюда, – попросил Ворохтин, показывая на размытую дождем кучку земли, набросанную кротом.

В его просьбе не было ничего настораживающего, и все же Кира сразу уловила в его словах интонацию тревожного ожидания. Она посветила в то место, куда он попросил, и Ворохтин сделал такое движение, словно нарисовал в воздухе круг.

– Это след ботинка, – сказал он.

– Ее ботинка? – одними губами спросила Кира и с опаской покосилась влево и вправо.

– Конечно, ее. Протектор такой же, как и у всех участников, размер маленький, женский… Вот только…

– Что «вот только»?

– След не полный и смазанный. Такое ощущение, что она шла, шатаясь, как пьяная…

– Мамочка, – прошептала Кира и еще раз огляделась по сторонам. – Вы так говорите, что у меня аж мурашки по коже… А почему она шаталась?

Ворохтин посветил фонариком впереди себя. Несколько веток малины были сломаны.

– Ну-ка, попробуем еще раз, – произнес Ворохтин, в очередной раз вынимая из кармана радиостанцию и нажимая кнопку вызова.

Не успели они замереть и прислушаться, как совершенно отчетливо услышали тонкий писк вызова, доносящийся из ближайших зарослей.

– Прекрасно, – прошептал Ворохтин, направив луч в ту сторону, откуда доносился звук.