Ничего удивительного, она была с сыном с двух лет. С тех пор, как умерла мать. Терентьев сам велел, никакой близости. Сын не должен забыть мать. Ведь знал, чувствовал, но допустил, чтобы другая, совсем чужая женщина украла сердце его сына. Теперь все кончилось. Наконец!
— Спасибо, — сказал он жене. Она улыбнулась ему с фотографии.
Терентьев позвонил в студенческую канцелярию мединститута, где училась Лаврова. Ему обещали найти ее личное дело в архиве, чтобы узнать фамилии однокурсников из ее группы. Они могли знать о ней.
— Все отменяется, — весело произнес Терентьев. — Не стоит искать.
— А мы нашли.
— Не надо, — легко ответил он.
Прошлое должно было остаться в прошлом. Так лучше. Все забывается. И самое плохое, и самое хорошее. Терентьев доподлинно это знал.
Никита ел теперь за двоих, Галина Захаровна нарадоваться не могла.
— Он выздоравливает, — сказала она.
— Да, — согласился Терентьев.
— У меня уже руки стали опускаться, — на глаза Галины Захаровны набежали слезы.
— Что бы я без вас делал? — Терентьев неловко дотронулся до плеча Галины Захаровны, не зная, как ее благодарить. Она открыла рот, будто хотела что-то сказать, но передумала. На душе. Терентьева стало вдруг муторно.
— Я пойду? — спросила она.
— Идите.
Галина Захаровна ушла, вытирая слезы. Терентьев проводил ее взглядом и подошел к окну. За окном морозное небо сеяло рождественский снег. Твердые, резные снежинки слоями укладывались на подоконник и искрили ярким, зимним солнцем.
— Никита, одевайся! — крикнул Терентьев. — Пойдем снег разгребать!
Они чистили дорожку и хохотали. А снег шел, заваливая расчищенную дорожку.
— Зачем мы это делаем? — отдуваясь, поинтересовался Никита.
— Сегодня католическое Рождество. Как к нам попадет Санта-Клаус? — пошутил Терентьев.
— Через трубу! — засмеялся Никита.
— Точно, — удивился Терентьев и бросил лопату. Они, хохоча, завалились в сугроб и засмотрелись на синее, искристое небо.
«Хорошо», — думал Терентьев, ощущая голову сына на своем плече. Так близко, так ясно он не чувствовал сына никогда.
— Пойдем, — Терентьев встал и потянул Никиту за руки. — Простынешь.
Уже войдя в дом, Никита оглянулся. Расчищенную дорожку почти всю занесло снегом.
— Давай вернемся, — попросил он.
— Зачем?
— А Санта-Клаус? — смущенно улыбнулся Никита, словно смеясь над собой.
— Через трубу! — рассмеялся Терентьев.
Никита мялся, стоя у порога.
— Ты же не веришь в Деда Мороза.
— Нет, — Никита не уходил.
— Мы не католики. К нам Санта-Клаусы не ходят, — серьезно сказал Терентьев. — Правда.
Никита прошел в дом. Неуверенно, нерешительно. Его хорошее настроение исчезло без следа. И Терентьев все понял. Чужая женщина научила сына верить в чудеса, а чудес не бывает. Это все знают.
Терентьев разгребал снег, зная, что сын наблюдает за ним.
— Поможешь? — крикнул Терентьев.
Никита отрицательно покачал головой.
Снег прекратился, когда стемнело. Дорожка была расчищена до ворот. Путь для чудес был открыт, но их не предвиделось ни сейчас, ни в будущем. Терентьев сварил для себя грог и дал попробовать Никите.
— Нельзя складывать руки, — сказал Терентьев. |