– И потом он испортит костюм кашасой,

– Лучше снять с него пиджак.

Казалось, Кинкасу стало легче, когда с него стянули тяжелый плотный черный пиджак. Но он все выплевывал кашасу, пришлось снять и рубашку. Курио загляделся на блестящие ботинки покойника; его собственные были все в дырах.

– Зачем мертвецу новые ботинки, правда, Кинкас? А мне они как раз по ноге.

Прилизанный Негр притащил старую одежду друга, брошенную в углу комнаты. Кинкаса одели, и тогда все узнали его:

– Вот это и вправду наш старый Кинкас.

Друзья повеселели. Кинкас, похоже, тоже был доволен, в старой одежде ему было удобнее. Особенно он был благодарен Курио - проклятые ботинки так жали ноги! Но этот дурак вздумал полезть к Кинкасу с разговорами насчет Китерии. Он стал шептать ему что-то на ухо. Разве можно так делать? Ведь говорил же Прилизанный Негр, что это раздражает Кинкаса! Покойник рассердился и выплюнул струю кашасы прямо в лицо Курио. Приятели задрожали от страха.

– Он взбесился.

– Я же говорил!

Ветрогон надел новые брюки, пиджак достался Капралу. Рубашку Прилизанный Негр выменяет в знакомой таверне на бутылку кашасы. Капрал Мартин вежливо сказал Кинкасу:

– Я не хочу никого обижать, но, говоря откровенно, твоя семейка довольно-таки бережлива.

– Сквалыги... - уточнил Кинкас.

– Раз ты сам так говоришь, значит, правда. Мы боялись оскорбить их, в конце концов ведь это твои родственники. Но что за скряги!.. Даже выпивка за наш счет, где это видано! Такого велорио еще не бывало!

– И ни одного цветка... - поддержал Прилизанный. - Чем иметь таких родственников, лучше их совсем не иметь.

– Мужчины - болваны. Женщины - гадюки, - .

четко произнес Кинкас.

– Но послушай, папаша, толстуха все-таки кое-чего стоит...

– Вонючка жирная!

– Не говори, папаша. Немного перезрела, но не так-то уж она плоха. Я встречал и похуже.

– Ты, Негр, осел. Не смыслишь в женщинах.

Ветрогон совсем некстати вставил:

– Вот Китерия хороша, верно, старик? Что она теперь будет делать? Я даже...

– Заткнись, несчастный! Не видишь, он злится?

Но Кинкас не слышал Ветрогона. В эту самую минуту Капрал Мартин сделал попытку обделить его на целый глоток кашасы. Кинкас мотнул головой и так стукнул по бутылке, что чуть не разбил ее.

– Дай папаше кашасы... - сказал Прилизанный Негр.

– Он проливает, - возразил Капрал.

– Пусть пьет, как хочет. Имеет право.

Капрал Мартин сунул бутылку в открытый рот Кинкаса.

. - Успокойся, приятель. Я не хотел тебя обидеть.

На, пей на здоровье. Ведь нынче твой праздник...

Они перестали говорить о Китерии. Было совершенно ясно, что Кинкас не разрешает касаться этого вопроса.

– Хорошая водка! - похвалил Курио.

– Барахло! - решил Кинкас, который был знатоком.

– Ну так ведь и цена...

Лягушка прыгнула Кинкасу на грудь. Он полюбовался ею и тут же спрятал в карман старого засаленного пиджака.

Луна поднималась над городом и над морем, луна Баии лила в окно свое серебряное сияние... Ветер с моря погасил свечи, гроба больше не было видно. С улицы доносились звуки гитары, женский голос пел о муках любви. Капрал Мартин тоже запел.

– Он обожает песни...

Они пели вчетвером, бас Прилизанного Негра заполнял всю улицу и замирал далеко в бухте, где стояли баркасы. Кинкас не отставал ни в чем. Раньше он пил вместе со всеми, а теперь слушад пение, он ведь любил кантиги.

Наконец они устали петь, и Курио сказал:

– Кажется, сегодня вечером мокека у Рулевого Мануэла?

– Конечно, сегодня.