Изменить размер шрифта - +
Не отрываясь от трапезы, Игон рассказал ему все, что сам знал о Рэймане. Уинстон и Питер только пару раз дополнили его.

Лизун все это время тихонечко вздыхал, но не переставал набивать себя вкусной пищей.

После непродолжительного молчания граф сказал:

– Хоть вы сами и удивляетесь сказанному, но тем не менее я уверен, что все это – сущая правда!

Ему никто не ответил.

– Я приоткрою вам небольшой секрет, – продолжал граф. – Дело в том, что в моем роду был один такой бессмертный меченосец... Кстати, не желаете ли на него взглянуть?

Друзья переглянулись и пожали плечами.

– Ну, если вы не возражаете.

Все прошли в замковую часовню, в подвале под которой находилась родовая усыпальница графа. Электричество сюда не было подведено, а поэтому пришлось пользоваться фонариком. В его тусклом, направленном свете с трудом можно было рассмотреть таинственное помещение со сводчатыми потолками и глубокими нишами, в которых располагались тяжелые деревянные саркофаги. Граф остановился возле одного из них.

– Тут все прекрасно видно, – он посветил в ни шу. – Саркофаг специально сделали с наполовину стеклянной крышкой.

Лизун взвизгнул и отлетел в сторону. Охотники за привидениями нагнулись над гробом и тут же в ужасе отпрянули. Им открылась ужасная картина: туловище было обезглавлено, но голова лежала рядом на подушке. Это было жуткое зрелище.

– А вот и его меч, он тут же, в нише, – граф с трудом достал поблескивающее в темноте длинное лезвие клинка.

Все посмотрели на зазубрины, которыми было покрыто все острие.

– Этим мечом мой далекий предок сам отрубил три головы, – пояснил граф, – пока не подставил свою шею под чужой клинок.

Все потихоньку потянулись назад в зал.

– Но что общего между нашим другом и вашим родственником? – спросил Игон.

– Он тоже был бессмертный... Во всяком случае, ему удалось прожить одна тысяча триста тридцать семь лет.

Питер присвистнул, а Лизун пробормотал что-то невнятное.

– Но как, за счет чего это им удается? – поразился Игон.

– За счет отрубленных голов, – ответил граф.

– ...?!

– Все это проще, чем вы себе представляете, – улыбнулся граф. Вам знакомо понятие анаболизма?

– Конечно, – Игон пожал плечами. – Это совокупность реакций в организме, соответствующих образованию в организме сложных веществ из более простых. Имеется в виду образование органических веществ – составных частей клеток и тканей.

– Все правильно! – подтвердил граф. – А вместе с диссимиляцией анаболизм и составляет метаболизм.

– Именно так, – Игона начинал увлекать разговор. – Но так происходит у всех живых организмов, то есть смертных. Тут, по-видимому, имеет место какая-то аномалия.

– В какой-то мере – да, – граф согласился. – И она связана именно с анаболией. Что это такое?

– Элементарно! – Игон усмехнулся, показывая, что заловить его на незнании какого-либо научного термина – задача непростая. – Это разновидность филэмбриогенеза, при которой эволюционные преобразования органов живых организмов происходят посредством добавления новых стадий в конце периода формообразования. Но как это связано с предметом нашего разговора?

– Напрямую, – ответил граф. – Дело в том, что незадолго до рождения организм такого человека получает способность к автоанаболизму, то есть к самовоспроизводству из неорганических веществ, которые он получает из внешнего мира. Процесс этот настолько быстрый, что человека нельзя даже убить ни холодным, ни огнестрельным оружием. Единственный способ умертвить его – отрубить голову. Не знаю почему, но догадываюсь, что в шее проходит какой-то жизненно необходимый канал, который передает информацию по координации этого процесса из мозга в остальное тело.

Быстрый переход