— Итак, вы хотите рассказать мне, почему вы здесь?
— По-моему, это очевидно, — возразила она. — Я приехала, чтобы попытаться уладить семейные дела. Шестьдесят лет — это достаточный срок, чтобы забыть о происшедшем разрыве. Моя бабушка заплатила всей жизнью за то, что рискнула полюбить англичанина, а не кого-нибудь из своих соотечественников. Но разве сейчас не более просвещенные времена?
Он никак не отреагировал на ее бесстрастную короткую речь, а по-прежнему внимательно изучал ее, будто перед ним находился некий любопытный экземпляр.
― Почему сейчас? — немного погодя спросил он. — Ведь, как вы сказали, прошло много времени.
― Это не первая попытка с нашей стороны. Мой отец двенадцать лет назад, когда его мать умерла, попытался наладить связи.
― И не получил ответа?
Если бы он получил ответ, вероятно, меня бы сейчас здесь не было. — Кирстен помолчала, подбирая слова. — Есть только одна причина, почему я здесь. Я последняя по линии Харли. Как только исчезнет фамилия, исчезнет и всякая связь. По-моему, стыдно позволить такому случиться, не сделав попытки устранить трещину.
— Ваш отец жив?
― Да.
— Но он не счел разумным сделать вторую попытку?
— Он всегда опасался, что вы можете подумать, будто он хочет предъявить какие-то претензии. — Зеленые глаза, не моргнув, встретили взгляд голубых.
Терье моментально понял значение ее слов и презрительно скривил рот.
― И послал вместо себя эмиссаром дочь?
― Отец даже не знает, что я здесь, — запротестовала она. — Это моя собственная идея.
― А вы не боитесь, что могут о вас подумать? — Он не скрывал иронии.
― Нет, — равнодушно ответила она. — Возможно, Харли поднялись по лестнице успеха не очень высоко, но мы никогда не были просителями. Я хочу только признания для отца.
― Только для него?
― В первую очередь для него, — поправилась она. — Моя норвежская кровь сильнее разбавлена, чем его. Я унаследовала больше от матери.
― Да, вижу, — сухо согласился он. — Англичанка до мозга костей.
― И горжусь этим! — Кирстен и не пыталась умерить желчность своего ответа. — Я не претендую на какое-то особое родство со всеми Брюланнами, я слишком мало знаю вас.
― Но хотите знать больше?
Да. Или хотя бы попытаться понять мотивы людей, отрекшихся от собственной дочери по такой причине. — Она помолчала, а потом намеренно добавила: — Хотя, возможно, в их отношении было нечто большее, чем простая антипатия ко всему английскому.
― Об этом я ничего не знаю. — Тон его снова стал жестким. — Но сомневаюсь, что восстановление семейных связей, если это случится, приведет к чему-нибудь хорошему. Вероятно, у нас очень мало общего.
― По-моему, решение должен бы принять ваш отец, и никто другой, — довольно резко возразила Кирстен. — Учитывая, что сейчас он глава семьи.
Терье молча с минуту изучал ее, устремив на нее неподвижный взгляд, затем рывком оттолкнулся от края стола, выпрямился и взял телефонную трубку. Пока он набирал номер, она разглядывала его широкие плечи, стройную линию бедер и вспоминала, как он выглядел в узких джинсах. Теперь он совсем другой, а у нее по-прежнему при взгляде на него сводит судорогой все внутри. Да и любая женщина с нормальной реакцией нашла бы этого мужчину физически привлекательным. В этом Кирстен не сомневалась.
Но его манеры ей не нравились. И они вовсе не изменились. Интересно, неужели он на всех женщин смотрит с таким же презрением, какое она ощутила позапрошлой ночью? Пожалуй, в этом и кроется объяснение, почему он до сих пор не женат. |