— Вы говорите об отпуске, а здесь это образ жизни. Вы знаете, что лыжи изобрели норвежцы?

— Узнала это сейчас от вас, — покачала головой Кирстен.

— Takk, — сухо заметил он. Свернув в сторону от пристани, Терье направил машину к улице, круто поднимавшейся вверх по склону холма. — Там на вершине — станция фуникулера, — объявил он, перед тем как свернуть налево, к отелю «Розенкранц». — Оттуда такой красивый вид, что вам не следует упускать возможность полюбоваться им.

— Если честно, я собиралась подняться туда во второй половине дня, — призналась она. — Я не лгала, когда говорила, что не ожидала приглашения остановиться в вашем доме. Из того, что я знаю о норвежцах, ваши дома не открыты для посторонних.

— Мы предпочитаем ограничиваться узким кругом — семья, самые близкие друзья. Но как кузина, хотя и дальняя, вы можете рассчитывать на гостеприимство.

— Но вы сами были далеки от того, чтобы сделать такое приглашение, однако с первых слов готовы были признать наше родство, — с вызовом бросила она.

Они остановились перед отелем. Терье выключил мотор и быстро, но весьма выразительно пожал плечами.

— Что бы я ни собирался сделать или не сделать, это так и осталось нематериализованным. Если бы вы поднялись наверх и начали укладывать вещи, пока я буду улаживать формальности с клерком отеля, это сэкономило бы много времени.

Разумно, подумала Кирстен, хотя она могла бы возразить против намека, будто сама не способна уладить свои дела в отеле. Она прошла впереди него в вестибюль и направилась к лифту, не оглядываясь. Пусть подождет в вестибюле столько, сколько она будет собирать вещи. Во всяком случае, она не намерена спешить.

Горничная перестелила постель, а в остальном комната была такой же, как Кирстен ее оставила. Она достала чемодан с верхней полки шкафа, куда засунула его перед уходом, и положила открытым на кровать. Потом начала собирать вещи. Будь у нее хоть какой-то выбор, она бы предпочла остаться в отеле, но Лейф не оставил ей выбора. Он преодолел уже большую часть пути навстречу ее намерению восстановить родственные связи, хотя Кирстен все равно чувствовала себя незваным гостем. Это вина Терье, а вовсе не его отца. Кроме первого шага, когда он проводил ее к отцу вместо того, чтобы сразу выставить за дверь, этот новый родственник не сделал ни единой уступки. Он нравился ей не больше, чем она ему.

Это нужно пережить, строго приказала себе Кирстен. Тем более что такое положение продлится недолго, ведь она выполнила то, что намечала, — установила связь с норвежской ветвью семьи, и это самое важное.

Патриарх Брюланнов тоже может оказаться крепким орешком. Он человек старых взглядов. Так сказал Лейф, и это не вызывало оптимизма. В двадцать с лишним лет он был уже достаточно взрослым, чтобы отчетливо помнить ее бабушку. Впрочем, сейчас вряд ли он вообще что-то помнит. В свои восемьдесят с лишним лет он вполне может оказаться маразматиком.

Кирстен как раз собирала в ванной мелочи в косметичку, когда в номер постучали. Наверно, пришел портье, чтобы отнести вниз чемодан, догадалась она и открыла дверь.

Терье словно бы заполнил весь дверной проем, не столько фигурой, сколько самим своим присутствием.

— Я подумал, вам понадобится помощь, чтобы дойти до лифта, — сказал он. — Конечно, если вы не набрались сил за последние два дня.

— А я полагала, что мы договорились забыть тот эпизод, — произнесла она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала тревога. — Раз вы не сказали отцу, что мы уже встречались на пароме, видимо, вы тоже не особенно гордитесь своей ролью в том эпизоде.

Он изучающе смотрел на нее, в его голубых глазах появилось новое выражение, которое ей трудно было понять.