— Спасибо за сегодняшний день, — быстро пробормотала она. — Это было очаровательно. Got natt, Нильс.
Она вошла в дом раньше, чем он отъехал. Мужчины сидели в гостиной, она слышала их голоса и позвякивание бокалов. Ей не хотелось входить к ним, ню она решила, что было бы невежливо прямо подняться наверх, не пожелав им спокойной ночи.
Терье сидел спиной к ней, Лейф — лицом к двери. Руне крепко спал на своем обычном месте.
— Входите и выпейте с нами, — ласково проговорил Лейф. — Чего бы вы хотели?
— «Акевит», пожалуйста, — сказала она, забыв отцом, что собиралась прямо подняться наверх. Теперь ей уже не хотелось ссылаться на усталость.
Когда Кирстен села напротив Терье, он окинул ее внимательным, изучающим взглядом. Она заметила, что он переоделся: теперь на нем были брюки и рубашка.
— Как прошло ваше плавание? — бодро поинтересовалась она.
— Очень хорошо, — ответил Терье. — А как вы провели день?
— Прекрасно.
— Так куда же сводил вас Нильс? — светским тоном спросил Лейф, вручая ей бокал и возвращаясь на свое место.
— Мы побывали всюду, — сообщила она. — И обедали в «Бельвю».
— Он определенно захотел произвести впечатление, — сухо заметил Терье. — Вам понравилось?
— Очень. — Кирстен с трудом разыграла энтузиазм, опасаясь, что голос выдаст ее. — Это очаровательное место. — И, обращаясь к Лейфу, добавила: — Я по телефону предупредила Берту, что не вернусь к обеду.
— Да, она сказала мне, — подтвердил он. — Очень предусмотрительно с вашей стороны.
Руне, будто от толчка, проснулся и что-то пробормотал себе под нос, словно отметив ее присутствие. Потом он с напряжением встал, с минуту постоял, как бы обретая равновесие, и осторожно шагнул к двери. Кирстен отметила, что ни сын, ни внук не бросились ему помогать, хотя внимательно следили за каждым шагом старика. Недалеко время, когда гордость уже больше не будет поддерживать Руне. Возможно, размышляла она, когда придет последний день, он просто превратится в бесплотный дух.
— Я должен извиниться за отношение отца к вам, — проговорил Лейф, перехватив ее взгляд, устремленный на старика.
— Вовсе не должны, — возразила она. — Очевидно, ему трудно переменить свое отношение. И к тому же он единственный, кто знает, что же на самом деле случилось шестьдесят лет назад.
— Единственный, кто знал, — поправил ее Лейф. — Я убедил отца рассказать мне эту историю, когда сегодня вечером мы были одни.
Так, значит, Терье тоже поздно вернулся домой, мелькнула горькая мысль, прежде чем она полностью осознала, что сказал Лейф. Кирстен вопросительно взглянула на него.
— И мне тоже разрешено услышать эту историю?
Лейф опустил голову, с минуту помолчал, словно собираясь с мыслями, и начал рассказ:
— Случилось так, что ваша бабушка забеременела. Если в наши дни и в наш век это может ничего не значить, то во времена молодости отца это означало позор для всей семьи. Если бы отец ребенка был норвежец, то просто немедленно сыграли бы свадьбу. Но с английским моряком дело обстояло по-другому. Все устроили так, чтобы до рождения ребенка вашу бабушку, как вы знаете, тоже Кирстен, спрятать где-нибудь в отдаленном месте, а потом новорожденного усыновить. Но вместо этого она предпочла уехать со своим возлюбленным. После чего от нее отреклись, и ее имя вычеркнули из семейной Библии, где на специальной странице записывали даты рождения всех членов семьи. |