— Это очень дорогие предметы? — уточнил Путилин.

— Канопы? Нет. Их отыскивают в Египте в больших количествах. Здесь есть гораздо более ценные во всех отношениях предметы… я хочу сказать, ценные как исторический памятник, и как ювелирное изделие. Вот, например, посмотрите: полкой выше стоит ушебти — маленькая статуя бога Озириса — с прекрасно читаемыми надписями. Дело в том, что на большинстве ушебти надписи нечитаемы. За эту же любой музей заплатит очень большие деньги. А вот рубиновый скарабей. Очень ценная вещь во всех смыслах. Вот женский браслет со скарабеем: тут и золото, и сердолик, и снова рубин. Целое состояние стоит. Вон ажурные кольца: снова золото и рубин. И таких вещей тут немало, думаю, не одна дюжина.

— Вы хорошо разбираетесь в древнеегипетской атрибутике… — проговорил Путилин и было непонятно, то ли он задавал вопрос, то ли констатировал факт.

— Ну, не так чтобы очень… Вот матушка — та да, просто одержима была. А мне — ну, не, то, чтобы все это было очень интересно, но надо всё же разбираться в том, чем тебе, возможно, придётся владеть. Хотя бы для того, чтобы не дать обмануть себя при продаже. — простодушно объяснил Дмитрий Мелешевич.

Путилин от такого рода откровенности чуть не крянул. Сынок, видимо, уже записал себя во владельцы коллекции, к которой по большому счёту не имел ни малейшего отношения. Воистину, простота хуже воровства.

Вслух, разумеется, Путилин своего отношения к услышанному не высказал, а заговорил о другом:

— Господин Мелешевич, а теперь посмотрите, пожалуйста, не пропало ли что — либо ещё из квартиры — подсвечники, серебро, фарфор, может, что из носильных вещей или обуви… Потом обратитесь к господину товарищу прокурора, вам надо будет расписаться в протоколе осмотра.

Мелешевич дотошно изучал содержимое шкафов и столов, но не отметил больше никаких пропаж вещей. От внимания Путилина не ускользнуло то обстоятельство, что сын не слишком хорошо знаком с гардеробом своей матушки, да и многие детали интерьера ему как будто были в новинку. Так, остановившись напротив вычурных каминных часов, он не удержался от реплики: «А это когда же она успела прикупить?». Было ясно, что сынок нечасто наведывался к своей матери и потому вряд ли бы мог заметить пропажу вещей. Во всяком случае его уверение, будто из дома ничего более не пропало, не могло быть истиной в последней инстанции и требовало подтверждения.

4

По окончании обыска, товарищ прокурора, сыскные агенты и их начальник закрылись в комнате, служившей Александре Васильевне спальней, и устроили «летучее совещание», совсем как днём ранее.

— У нас появляется традиция собираться вместе после обнаружения очередного трупа, — не удержался от ёрнического замечания Путилин. — Причём, каждый день. Прямо скажем, традиция скверная. Давайте подведём предварительный итог, благо события сегодняшнего дня дали богатую пищу для размышлений. Александр Борисович, вы у нас за прокурорскую власть, так что начинайте.

Эггле опустил глаза в блокнот, восстанавливая в памяти свои записи, и заговорил:

— Полагаю, картину преступления можно считать ясной. Сначала была убита хозяйка квартиры. Произошло это примерно в половине десятого утра. Преступник располагал временем и принял меры к сокрытию следов убийства. Труп Александры Васильевны Мелешевич был завёрнут им в ковёр, лежавший на полу в гостиной, и спрятан в кладовке. Пол под ковром был замыт и на место исчезнувшего ковра был положен другой, взятый в той же самой кладовке. Замена ковра не бросилась в глаза ни отставному полковнику Волкову, ни домоправителю, ни дворникам, хотя все они побывали вчера в квартире. Ничего подозрительного я в этом не вижу, по — человечески можно объяснить такое невнимание общей суматошной обстановкой, царившей здесь вчера.