— Ладно, господа, считайте, что я убедился в вашей беспомощности. — позволил себе отпустить колкость Алексей Иванович. — Давайте выпьем по третьем рюмашке коньяку и вы пойдёте в белую ночь, а я, наконец — то, лягу спать и отдохну от ваших скучных тайн.

Между тем, в квартиру убитой Александры Васильевны Мелешевич полицейские привезли отставного полковника Волкова. Товарищ прокурора окружного суда Эггле ждал его с нетерпением, поскольку Волков представлялся ему человеком, способным многое рассказать о жизни убитой. При всём том, полковник не казался даже косвенно причастным преступлению, поскольку он был первым, кто поднял тревогу вокруг факта отсутствия хозяйки. Очевидно, что тревога эта полностью разрушила планы преступника, заставив его покинуть квартиру днём, а затем попытаться проникнуть туда ночью.

На полковника, когда он появился в квартире Александры Васильевны, было тяжело смотреть. Ещё вчера это был бодрый, молодцеватый мужчина, подвижный и энергичный. Теперь же он выглядел потерянным, мрачным, постаревшим на два десятка лет. Глаза казались потухшими, вокруг опущенных уголков рта залегли скорбные складки, вмиг придавшие лицу страдальческое выражение. Сама походка полковника изменилась, сделавшись странно нерешительной, словно он был неуверен в своей способности сделать шаг.

— Присаживайтесь, господин полковник. — Эггле указал ему на стул подле себя. — Вчера мы имели с вами недолгий разговор, но обстоятельства сложились так, что нам пришлось ещё раз побеспокоить вас. Повод к тому трагичный, крайне неприятный, но он делает наше общение совершенно необходимым.

Они сидели в кабинете Александры Васильевны, в котором после обыска уже был наведён порядок: разобранная мебель обратно свинчена, бумаги убраны в стол и книжные шкафы. Рядом сидел ещё один человек в синем кителе министерства юстиции с карандашом и пачкой чистых листов бумаги — это был делопроизводитель прокуратуры, которому надлежало записать предстоящий разговор. Напольные часы показывали половину девятого вечера, но рабочий день товарища прокурора вовсе не заканчивался.

— Простите, не могли бы вы ещё раз представиться, — попросил Волков. — У меня не отложилось в памяти ваше звание… Извините.

— Фамилия моя Эггле. Эггле Александр Борисович, товарищ прокурора Санкт — Петербургского окружного суда. По факту убийств в квартире Александры Васильевны Мелешевич возбуждено уголовное дело, расследование оного буду вести я. Полиция занимает по отношению ко мне подчинённое положение и выполняет мои поручения.

— Благодарю вас, думаю, я понял.

— Сергей Викентьевич, вы официально допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу о двойном убийстве Мелешевич — Толпыгиной. Я официально сообщаю вам, что статья 443 «Устава уголовного судопроизводства Российской империи» подразумевает неприведение вас к присяге в качестве свидетеля при допросе судебным следователем. Однако, я ставлю вас в известность, что в суде вы будете спрошены по сути сделанных вами в ходе допроса заявлений под присягой. Это означает, что вы не должны сейчас скрывать относящиеся к этому делу сведения, а также сообщать ложные сведения.

— Это понятно, — кивнул отставной полковник.

— По закону я должен разъяснить вам смысл упомянутой статьи до начала допроса. Вы не можете скрывать некие сведения, относящиеся к делу, отговариваясь тем, что считаете их несущественными. Таковая оценка производится лицом, отвечающим за порядок следствия, то есть мною. Наш с вами разговор будет записан присутствующим здесь делопроизводителем и оформлен в виде протокола, который вам будет предложено подписать.