Что она могла ответить? Что ей никто никогда не будет нужен кроме него?

– Я знаю, – медленно продолжил Томас, – знаю, что ты сама о себе невысокого мнения, я знаю, что в этом есть доля и моей вины, но я бы с радостью вынул сердце из груди, чтобы взять свои слова назад. – Она приложила пальцы к его губам, но он оттолкнул их и сжал в руке. – Ты никогда и ничего не делала ради корысти, ты вышла замуж за богатого человека, а когда он умер, ты полюбила всей душой его детей и готова была пожертвовать собой ради их будущего. Ты нашла способ освободиться от чудовища, но отказалась от этого способа. Отказалась до того, как я успел что-либо сказать. Я знаю об этих письмах, Фиа. Суон рассказал Джонстону, а Джонстон – мне. Я знаю, что ты никогда не воспользовалась бы ими, чтобы получить свободу такой ценой.

– Ты не прав, Томас. Я была готова сделать это, – не согласилась с ним Фиа.

– Нет, неправда. – Во взгляде Томаса сквозила уверенность. – Ты никогда не действовала из корыстных побуждений, а я действовал. Я ведь нарочно прикинулся другом твоего брата, а затем использовал эту дружбу против него, – сказал Томас. Голос его дрожал, ему было трудно выговорить эти слова. – И все же ты простила меня, ты никогда не напоминала мне об этом. То, что ты дочь Карра, ничуть не умаляет твоих достоинств, Фиа. Это только свидетельствует о том, что ты совершенно необычайная личность.

Фиа с трудом сдерживала рыдания. Неужели Томас действительно верит тому, что сказал?

– Фиа, хорошей быть очень просто, если у тебя нет соблазнов.

– Я не святая, Томас. – Она стояла сцепив пальцы и не сводила взгляда с его сапог, не смея поднять на него глаза. Она вдруг подумала, что сапоги его совсем промокли, и тут почувствовала, как окоченели ее ноги.

– Фиа, я люблю тебя. – Глаза Томаса горели огнем. – А ты меня любишь?

– Да! – вырвалось у нее. Она неожиданно поняла, что впервые призналась Томасу в любви.

– Тогда, пожалуйста, будь моей женой.

– О Томас! Ничего не изменишь, я все равно останусь дочерью Карра.

Это была правда, от которой некуда спрятаться. Она не стала ждать ответа, да и что можно было ответить... Фиа повернулась и пошла, с трудом передвигая застывшие ноги, устремив невидящий взгляд сквозь туман, окружавший их.

– Фиа! – Она продолжала медленно идти. – Фиа! – Еще несколько шагов, и она навсегда исчезнет в этой холодной мягкой пустоте. – Ради всего святого, Фиа, прошу тебя! – Голос Томаса сорвался на последних словах, Фиа резко обернулась.

Томас не выдержал, он сломался. Сказались боль, бессонница, голод, но сразила его все-таки она. Чего не мог добиться ни один тюремщик, ни один надсмотрщик на галерах, удалось ей. Она сломила его дух.

Он упал на колено, упершись ладонью в землю. Голова его склонилась, словно от сильного удара. Томас посмотрел на Фиа. В глазах его была пустота. Она ненавидела себя за то, что довела его до этого.

– Как я должен поступить? Скажи, Фиа, что я должен сделать? Клянусь тебе, что кровь Карра, которая течет в твоих жилах, не проклятие. Я готов отдать тебе свою кровь, если ты позволишь.

Фиа медленно пошла к нему. Никогда в жизни она ничего так не боялась. Крошечная и робкая надежда начала расправлять свои хрупкие крылышки. Томас напряженно вглядывался в ее лицо. То, что он увидел, вдруг зажгло свет в его потухших глазах. Он заставил себя встать и ждал, пока она подойдет.

– Томас, разве ты не знаешь, кто я? Он ответил не задумываясь, уверенно:

– Знаю, ты – Фиа, ни больше ни меньше. Это то, чем ты всегда была и всегда будешь.