– В следующий раз, когда тебя охватит желание пролить кровь, советую найти повод поумнее. – Голос Танбриджа эхом прозвучал по набережной. Томаса охватил ужас. Он напрягся и постарался определить, откуда раздается этот голос. Черт бы побрал этот вечный лондонский туман! Мало чем отличающиеся друг от друга коридоры улиц создавали полнейшую путаницу. Казалось, что звук идет совсем не оттуда, откуда он раздается. Послышался удаляющийся стук башмаков о мостовую. Мужской голос позвал на помощь. Другой голос что-то ответил и растворился во тьме пустым эхом.

– Где вы?! – прокричал Томас.

– Здесь, – отозвался из темноты молодой голос, – ради Бога, скорее, он без сознания! Помогите!

Томас поспешил на голос. Он побежал по темной улице, которая вскоре закончилась небольшим двориком, окруженным с трех сторон невысокими зданиями, каменные стены которых покрывала противная мокрая слизь. На противоположной стороне двора находилась арка, под которой можно было разглядеть ступени, спускающиеся к реке.

– Где вы?

– Здесь! О, слава Богу, это вы, сэр! Помогите мне. – Под аркой можно было различить фигуру. Томас поспешил вперед и обнаружил молодого человека, согнувшегося над лежащим телом. Даже в предрассветной мгле он увидел поблескивающую черную лужу крови. Это был Пип Лейтон.

Одна его рука прижимала к груди платок, другая была неестественно согнута. Рядом с Пипом лежала шпага. Другая шпага, вся в крови, валялась неподалеку. Это было единственное, что успел разглядеть Томас.

Бедный глупый мальчишка! Томас гневно пнул ногой шпагу, и она со стуком покатилась по ступеням. Затем он повернулся к другому юноше:

– Кто вы?

– Альберт Хенингтон, сэр, – ответил тот дрожащим голосом.

Томас почти не слышал его. Он опустился на колени рядом с телом, отбросил бесполезный платок, который прижимал к груди Пип неподвижной рукой, и внимательно осмотрел рану. Она была глубокой и ровной. Лезвие вошло в тело резко и быстро, и затем его так же быстро вынули. Кровь вытекала из раны свободным потоком. По тому, как она текла, было ясно, что легкое не задето. В то же время она и не пульсировала, как если бы была задета артерия.

Это открытие обрадовало Томаса. Слава Богу! Рана не так серьезна, как показалось с первого взгляда, да и рука не пострадала. Он выждал еще около минуты, отмечая про себя, что такие раны наименее опасны. Потом Томас оторвал чудесные брюссельские кружева с манжет рубашки Пипа, приложил к ране свой чистый платок и крепко привязал его оторванными кружевами.

– Какого черта вы здесь делаете?

– Это все Танбридж, сэр, – объяснил Альберт. – Пип встретил Танбриджа на балу, обвинил его в оскорблении леди Фиа и потребовал сатисфакции. Тот только рассмеялся в ответ. Пип дождался, пока Танбридж покинул бал, и вызвал его на дуэль.

– Ох, дурачок, – пробормотал Томас. – Остается только молиться, что ваш друг доживет до того дня, когда пожалеет о своей глупости. – Он осторожно просунул одну руку под колени Пипа, другую – под спину и вместе с юношей медленно поднялся. – Пойдемте, Альберт.

– Но, сэр, быть может, мне стоит подождать? Думаю, Танбридж послал за доктором.

– Маловероятно, – усомнился Томас, – но, если вам хочется, пожалуйста.

Он вышел из-под арки, положил Пипа на землю и выждал еще полных пять минут. Вскоре он услышал, как крыса подбежала к луже крови. Томас схватил шпагу Танбриджа, чтобы расправиться с ней. Крыса уселась на задние лапки и начала умываться. Через десять минут, так и не дождавшись доктора, они тронулись.

Томас быстро прошел мимо пытающегося остановить его привратника, стоящего у парадного входа в дом Фиа, и оказался лицом к лицу с важного вида дворецким, преградившим ему дорогу.