Коннор потянулся и прикоснулся к ее щеке, ощутив, как она дрожит. Он с трудом удержался, чтобы не заключить ее в объятия.

– Я бы хотел предложить тебе будущее... жизнь... чтобы ты могла гордиться тем, что любишь Коннора Барроу. – Он семь долгих лет готовил себя и вынашивал планы. И сейчас не мог представить свое будущее без этих мечтаний. – Но у меня нет будущего, нет карьеры, нет ни богатства, ни каких-либо достижений.

– Мне не нужны деньги, Коннор, – проговорила Беатрис, сжимая его руки. – И меня не волнует ни «Таммани Холл», ни выборы, ни то, что ты не можешь предоставить мне какое-то особое место в жизни. У меня уже есть дом. То, чего мне не хватает и чего я жду от тебя, ни в какое сравнение не идет со всем, что ты перечислил.

– Ты все еще не поняла. – Он склонился над ней с печальным выражением лица. – Мне нечего тебе предложить. У меня не осталось ничего ценного.

– Это неправда, – ответила Беатрис, не выпуская его руки, когда он попытался освободиться. Коннор отступил на шаг, потом еще на один, но она все не отпускала его. Потом Беатрис сказала то, что он и боялся, и больше всего хотел услышать: – У тебя есть я.

Коннор смотрел на ее смягчившееся лицо, на сияющие любовью влажные изумрудные глаза и чувствовал себя так, словно его раздавили.

– У тебя есть моя любовь, Коннор, и тысячи новых дней впереди... когда все может перемениться... кроме этого.

Он притянул ее к себе и крепко обнял, позволяя сильному жару ее любви прогнать холод, мучительно терзавший его душу. Она любит его. Он приподнял ее подбородок и поцеловал с такой нежностью и страстью, что их слезы смешались, придав поцелую солоноватый вкус.

Когда он наконец разжал объятия, она посмотрела на него одновременно и с радостью, и с горечью.

– Вместе, – она погладила его по щеке, – мы можем сделать все. Мы можем переделать мир... заставить людей думать по-другому... Мы даже можем добиться, чтобы тебя снова вернули в списки кандидатов.

Коннор вздрогнул при упоминании своего провала на политическом поприще и через мгновение отпустил ее.

– Коннор, ты еще можешь участвовать в выборах, – с волнением произнесла Беатрис. – Мы найдем выход.

– Оставь это, Биби. – Он отвернулся, ему было больно на нее смотреть. – Это проигранное дело. Все кончено. После того, что я сказал на конференции для журналистов, ни одна партия в здравом уме не примет меня. Я сжег все мосты. – Черты его лица заострились. – И если бы меня даже на коленях просили вернуться в «Таммани», я бы отказался.

– Мы что-нибудь придумаем, – начала она. – Мы попытаемся...

– Послушай, – раздраженно продолжал Коннор, – я исключен из списка. И никакое сочувствие, никакие уговоры ничего не изменят.

– Ты знаешь в городе многих, – сказала она. – Наверняка кто-то захочет помочь... добиться, чтобы ты участвовал в выборах.

Он понял, что Беатрис не может примириться с проигрышем. Ей невыносима мысль связать свою жизнь с человеком, лишенным будущего, и поэтому она ищет выход там, где его не существует.

– Что сделано, то сделано, Биби. Чем скорее мы это признаем, тем лучше.

– Я не могу сдаваться, Коннор. Ради тебя. Мы не можем отказаться от того, что так много значит для тебя.

Разговор становился все более мучительным для него.

– Ты хочешь сказать, что так много значит для тебя. Ему надо было уйти. Не думать больше об этом... не страдать. Коннор повернулся и пошел к двери.

– Подожди! Коннор...

Она побежала за ним, но его фигура уже растворилась в темноте улицы.