– Они налетели роем, как саранча, – Присцилла приподняла замаранный подол, – набросились на еду, расплескивали... Я думала, меня вытошнит... А когда мы наконец все убрали... они снова явились... хватая и пожирая. – Изображая, как это происходило, она с широко раскрытыми глазами издавала хлюпающие и причмокивающие звуки. – Вонючий старый лук и картошка... еще лук и картошка... опять лук... горы лука... сплошной лук! Ви-и-идите?
Присцилла размахивала забинтованным пальцем, чтобы всем все сразу стало ясно. Потом, подхватив испачканный кисейный подол и пытаясь сохранить остатки достоинства, босиком поплелась вверх по лестнице, бормоча что-то себе под нос. Когда она исчезла, ошеломленные дамы обернулись к Беатрис. Та глубоко вздохнула и, провожая гостей назад в комнату, пояснила:
– Это был ее первый урок по кулинарии.
В Четвертом округе первый из дебатов предвыборной гонки проводился в четверг вечером в Восточном районе города. Администрация утверждала, что главный зал Каттерз-Холла вмещает сто пятьдесят человек, если они дружелюбно настроены или достаточно выпили, чтобы чувствовать себя уютно в любых условиях. Беатрис и ее делегация прибыли пораньше, чтобы занять места получше. Тем не менее им пришлось придерживать шляпки, когда мимо них протискивались грузчики в безрукавках, приподнимать юбки, чтобы те не попали под тяжелые башмаки строительных рабочих, и задерживать дыхание, когда мимо них с извинениями проскальзывали кожемяки, мясники и торговцы из таверн. Политика считалась в Четвертом округе занимательным зрелищем. Дамы заняли места сбоку от сцены, задрапированной звездно-полосатой тканью. Вскоре вокруг них сидели продавцы, слесари, водители омнибусов, профсоюзные деятели, плотники, извозчики и банковские служащие. Неподалеку расположился священник с группой женщин, у которых на груди были значки с надписью «Трезвость». Направо несколько «патриотов» держали лозунги: «Америка для американцев» и «Нет – иммиграции». В самом конце зала собрались опоздавшие – багроволицые мужчины в грубой одежде, говорившие с сильным ирландским акцентом. Их сопровождали женщины в крикливых, безвкусных нарядах.
Беатрис не была готова к тому, что появление Коннора Барроу произведет на нее такое впечатление. Он чувствовал себя уверенно и приветствовал всех, кого видел, обращаясь к каждому по имени. Одетый в черный костюм, рубашку непорочной белизны и серый шелковый галстук, он, казалось, озарил весь зал, когда вошел. В то время как остальные дамы подталкивали ее локтем и выспрашивали, не он ли их кандидат, Беатрис могла лишь кивнуть в ответ. Председателем собрания был широко известный издатель газеты «Сан» Чарлз Андерсон Дана. Он призвал собравшихся к порядку и представил обоих кандидатов на место в конгрессе от Четвертого округа.
– Нам требуется реформа выборов, – хорошо поставленным голосом провозгласил Незертон.
– Он бы этого не говорил, если бы надеялся победить, – с ухмылкой отреагировал Коннор, вызвав общий смех.
– Стране нужны профессиональные политики, а не люди, одной рукой держащиеся за собственный бизнес, а вторую запустившие в общественную кассу, – настаивал Незертон.
– Неужели он бы предпочел держать одну руку в общественной кассе, а вторую в своем собственном кармане? – обеспокоенно поинтересовался Коннор и неверяще покачал головой.
Так и продолжалось – Коннор высмеивал все предложения Незертона. Сьюзан Энтони, нахмурившись, взглянула на Элизабет Кэди Стэнтон; та выразила взглядом недовольство, повернувшись к Франни Эксцельсиор, которая, в свою очередь, с гримаской подозрения посмотрела на Лейси Уотермэн. Беатрис, сидевшая рядом с Лейси, уловила их сомнения и почувствовала неловкость. Тут священник, вместе со своим обществом трезвости занимающий самый первый ряд, неожиданно вскочил на ноги и произнес:
– Всеобщая трезвость – вот что должно стать первоочередной задачей государства. |