Но казавшееся безвыходным положение неожиданно разрешилось. Со времени ее отъезда из Лондона Лавиния писала ей каждую неделю. Теперь она жила одна – если не считать слуг – в коттедже, который находился в одной из деревушек Боувуда, и уверяла, что довольна своей жизнью. Она пригласила к себе Софию на время свадьбы. У нее ей будет намного уютнее, уверяла Лавиния, чем останавливаться в доме, где будет полно гостей.

И вот София скрепя сердце отправилась с родственниками в Йоркшир, но, подъезжая к месту назначения, призналась себе, что в душе ей очень хотелось здесь побывать. Ей не терпелось снова встретиться с Лавинией, увидеть деревню, дом и парк. И потом, когда она будет думать о Натаниеле – может, когда-нибудь она перестанет думать о нем каждый день и каждый час, – она сможет представлять окружавшую его обстановку. И конечно, она хотела увидеть его – боялась и вместе с тем страстно хотела увидеть.

Как ей не хватало Лесси – этого теплого, преданного существа. Она оставила собаку в Глостершире, где детишки Томаса окончательно испортят ее своим баловством.

Экипаж обогнул поворот дороги, и далеко впереди показался шпиль церкви. Значит, они уже недалеко? Наверное. Боувуд был ближайшим поместьем на дороге. Она вся замерла от волнения.

– Кажется, впереди какая-то деревня? – спросила проснувшаяся Беатрис и своим вопросом разбудила Эдвина. – Надеюсь, это Боувуд. От этого путешествия у меня ломит все тело! А ты, Софи, как себя чувствуешь? Мне нетерпится поскорее увидеть Льюиса! Как ты думаешь, Эдвин, он нервничает?

– Если и нет, то скоро занервничает, – с усмешкой сказал Эдвин, – как только ты станешь хлопотать вокруг него, напоминая, что он вот-вот станет женихом.

– Интересно, приехали ли уже Сара и Гарри? – сказала Беатрис, не обращая внимания на его намек. – Очень хочется услышать, как они провели медовый месяц в Шотландии и на озерах. Дорогая Сара – мне все еще трудно представить, что она замужняя леди. Виконтесса Перри. Ей повезло, не правда ли, Софи?

София с улыбкой кивнула. Они договорились, что высадят ее у коттеджа Лавинии, после чего сами поедут в Боувуд-Мэнор. Она надеялась, что из-за множества хлопот с гостями вряд ли ей придется до свадьбы увидеться с Натаниелем. В конце концов, он, наверное, тоже не очень жаждет ее видеть.

И все-таки сердце у нее забилось еще сильнее, когда они стали подъезжать.

– Можно прийти в ужас, – сказал Иден, – когда обнаружишь, как может измениться жизнь человека, который не следит за собой. Когда я думаю, Нат, о том, какой мы представляли себе жизнь после армии!

– По сути, мы были еще мальчишками, Иден, – сказал Нат, – хотя уже перешагнули рубеж в двадцать лет и приближались к тридцати. Мы жили в неестественных условиях, из-за чего, с одной стороны, быстро повзрослели, а с другой – не успели возмужать.

– И что хуже всего, Нат, – сказал Иден, – раньше ты никогда не был философом.

До свадьбы Джорджины оставалось всего два дня, и дом был переполнен гостями и дополнительно нанятыми на стороне слугами. Конюшни и каретный сарай были забиты до отказа. И женская часть семейства пребывала в состоянии, граничившем с истерикой, кроме Лавинии, которая мудро оставалась в своем коттедже.

Приехавший накануне Иден сбежал из дома с Натаниелем, чтобы прогуляться по парку.

– За это время Кеннет и Рекс стали уже женатыми людьми, – продолжал Иден, – и Рекс в своем письме, которое пришло сегодня утром, пишет только о детях. Я спрашиваю тебя, Нат, мог ты еще несколько лет назад представить себе, чтобы Рекс написал огромное письмо, где рассказывает о своей тревоге по поводу жены, у которой роды начались на месяц раньше, о том, как он настоял, чтобы остаться с ней в процессе этого долгого тяжелого испытания – это Рекс-то! – о своей идиотской радости оттого, что стал отцом крошечной, но совершенно здоровой девочки, о своем страхе за Кэтрин, пока доктор не заверил его, что ее жизнь вне опасности? И к этому мы пришли?

Натаниель усмехнулся и обернулся, когда они оказались уже на середине огромной лужайки перед домом, чтобы посмотреть на него издали.