– Но при всем том он предал тебя, – напомнил Натаниель.

– Это не было бы для меня оправданием, если бы я отказалась скрывать его тайну. Кроме того, я должна была подумать о своих близких, о том, чтобы не скомпрометировать их репутацию. Эдвин и Беатрис – добрые и порядочные люди, они не заслужили позора. Сара только что вступила в удачный брак, но разве она смогла бы это сделать, если бы разразился скандал! Льюис уже завтра станет мужем твоей сестры – этого счастья он тоже был бы лишен. Дело моего брата процветает, и я очень рада, потому что ему нужно содержать четырех детей. Он мог бы разориться, если бы стала известна его родственная связь с таким преступником. И о себе я тоже не забывала. – По ее губам скользнула улыбка. – Как хорошо обладать независимостью и добрым именем!

– Но, Софи, почему же ты не рассказала об этом хотя бы нам? Мы гораздо раньше сумели бы избавить тебя от этих мучений.

– Я не хотела, чтобы вы об этом знали. Для меня, Натаниель, вы были богами – поверь, я почти не преувеличиваю. Все вы были для меня дорогими людьми, особенно ты. Я и подумать не могла о том, чтобы увидеть отвращение у тебя на лице…

– Софи, дорогая моя Софи, неужели ты так плохо представляешь себе сущность дружеских отношений?

– Хранить тайну, никому не доверять свои переживания – стало для меня второй натурой. С восемнадцати лет я оказалась предоставленной самой себе и сама должна была решать, как поступать. Пойми, я вовсе не жалуюсь. Напротив, думаю, что в каком-то отношении это дало мне определенную закалку, развило мою волю, чего при других обстоятельствах могло бы и не быть. Но я всегда очень дорожила своими близкими друзьями.

Я не виделась с вами три года. Но всегда хранила, как великую драгоценность, то письмо, которое ты прислал мне после моего представления в Карлтон-Хаусе. И когда в то утро я встретилась с вами в парке – я внезапно поняла, что ты… что не забыла тебя. И даже если бы расстались и не встречались бы еще три года, я не хотела потерять твое расположение и дружбу.

– И тем не менее ты приказала нам убираться ко всем чертям – разумеется, в более подходящих для леди выражениях.

– Я знаю, почему Борис Пинтер так ненавидел Уолтера и почему Уолтер воспрепятствовал его продвижению вчине.

– Да. – Натаниель поднял руку. – Нужно не так уж много воображения, чтобы это понять, не так ли? Софи, я благодарю тебя за доверие, за то, что ты обо всем мне рассказала. Я понимаю, что все, что ты подавляла в себе все эти годы, сейчас проявляется. И понимаю, что ты не решилась бы довериться никому, кроме особенно близкого тебе друга. Поверь, я это очень ценю.

– И ты меня ненавидишь? – Из глаз Софи брызнули слезы, как ни старалась она их сдержать. – Тебе отвратительна мысль о том, что Джорджина выйдет замуж за Льюиса, племянника Уолтера?

– Льюис – это Льюис, – сказал он. – Я смотрю на него как на молодого человека, которому удалось завоевать любовь моей сестры и который достаточно достоин и приятен, чтобы получить мое одобрение. Я рад за них обоих. А ты, Софи? Думаю, ты знаешь, какие чувства я к тебе питаю. Уж во всяком случае, не ненависть. Но я вижу, тебе дурно… Позволь мне поддержать тебя.

О чем он говорит? Нет, откуда ей знать, какие чувства он к ней испытывает. О чем он? Впрочем, не важно… Он прав – всю ее вдруг пронизала невыносимая слабость. Она неуверенно шагнула к нему, позволила ему обвить свой стан и притянуть к себе. Потом ее голова упала ему на грудь, и она ощутила такой знакомый и милый запах его одеколона.