|
Первый золотой век продлился в Балахне почти два столетия – с XVI по XVII век включительно, пока другие, более богатые, месторождения соли не превратили его поначалу в серебряный, потом в бронзовый, а под конец и вовсе в железный. Еще и проржавевший насквозь. Надо сказать, что солеварение в Балахне не прекратилось в одночасье – оно медленно и мучительно умирало на протяжении всего XVIII и даже XIX веков. В шестидесятых годах XIX века из бывших когда-то восьмидесяти варниц осталось всего шесть, из которых пять взял у казны в аренду декабрист И. А. Анненков. Увы, вернуть их к полноценной жизни не получилось. И механизация не помогла. Еще в Гражданскую войну из нескольких труб качали солевой раствор и выпаривали из него соль. Впрочем, в Гражданскую никто и не заикался о рентабельности производства – хватило бы щи посолить. В шестидесятых годах прошлого века на берегу Волги еще оставалось около двух десятков заброшенных труб. Из одной из таких труб солевой раствор выбивало и в начале нашего века. Воля ваша, а я бы этот раствор разливал по красивым пузырькам и продавал туристам с инструкцией по солеварению в домашних условиях. Еще бы и приписал, что балахнинская соль, которую издревле поставляли к царскому столу и которую более всех других солей любил Иван Грозный, обладает несомненными целебными свойствами. В умеренных, конечно, дозах.
Теперь от многочисленных балахнинских рассолоподъемных труб остались лишь деревянные фрагменты, из одной части которых смонтирована посвященная солеварению экспозиция в местном краеведческом музее, а другая хранится в запасниках музея. Как бы там ни было, а соль дала возможность стать Балахне на ноги и крепко на них стоять. Соль превратила Балахну из обычного поселка при солевых колодцах в город. Тот самый город, который с крепостью, с двадцатью пушками на восьми крепостных башнях, со рвом, утыканным острыми кольями и заполненным водой, с подвалом, где хранилось десять тысяч каменных и железных ядер, и с толстым воеводой с золотой серьгой в ухе, каждое утро устраивающим смотр стрельцам в крепости, которая была построена на Балахонском Усолье в 1537 году по указу матери Ивана Грозного Елены Глинской для защиты посадских людей и нажитого непосильным трудом добра от набегов казанских татар, лихих людей и их вместе взятых. Кое-кто из историков утверждает, что построили крепость лишь после того, как за год до постройки казанцы во главе с ханом Сафа-Гиреем сожгли и разграбили Балахну дочиста, как об этом записано в Никоновской летописи, но это, конечно, не так. Постройка крепости стояла в плане московских властей еще до татарского набега – просто басурман черти принесли вне всякого плана. Между прочим, пушек в балахнинской крепости в конце третьей четверти XVI века было ровно столько же, сколько в Нижегородском кремле. И вообще в те времена Балахна была всего в два раза меньше Нижнего по числу дворов и входила в первую дюжину городов Московского княжества. Что-то пошло не так, и теперь Балахна в двадцать пять раз меньше Нижнего и даже в четвертой сотне наших современных российских городов, увы, не первая… Но вернемся в те времена, когда Балахна росла и богатела, богатела, богатела… пока не пришла Смута. О роли и месте Балахны в Смуте рассказывать довольно сложно. С одной стороны, Балахна – это родной город не кого-нибудь, а самого Козьмы Минина. В нынешней Балахне на каждом придорожном электрическом столбе висит табличка, на которой написано, что Балахна – родина этого, без сомнения, выдающегося человека. |
