Изменить размер шрифта - +
Меня замутило. После того, что он уже со мной сделал, у меня все болело, и кровотечение не прекращалось. Я не могла помыться, раны и ссадины сочились кровью. Это было невыносимо. Лена поняла, что я не выдержу того, что он хочет со мной сделать, и вызвалась пойти вместо меня, но Виктор уже принял решение и не собирался его менять.

– Выходи! – заорал он. – Если не выйдешь, я вырублю свет и вентиляцию. Через несколько часов вы обе задохнетесь и помрете!

В тот момент мне было так плохо, что его угрозы на меня не подействовали. Я предпочла бы умереть, лишь бы этот извращенец не насиловал меня, и моя решимость крепла с каждой минутой. Поняв, что я не уступлю, он ушел. Через минуту в комнате стало очень тихо. Вентиляторы остановились, свет погас. Мы оказались в полной темноте. Контраст между светом и мраком оказался сильнее, чем я представляла. В долю секунды темнота окутала меня толстым, тяжелым одеялом. Через минуту я буквально ополоумела. Меня охватила животная паника. Я начала кричать и метаться по комнате. Нащупав стул, я сумела открутить ножку и изо всех сил замолотила ей по стене, крича, что Виктор должен вернуться и выпустить нас.

Естественно, никакого действия мои слова не возымели. Даже если бы в нашем маленьком бетонном склепе взорвалась бомба, наверху ничего не услышали бы. И все же мне нужно было дать выход внутренней агрессии. Я продолжала кричать и молотить по стене, но вскоре тело отказалось меня слушаться. За несколько дней меня дважды насиловали и напаивали снотворным, я почти ничего не ела и находилась в состоянии паники. В подвале было душно и влажно, и от этого мутилось в голове и подкашивались ноги. Тело болело, мысли путались. С трудом переводя дух, я рухнула на пол. Я пыталась сосредоточиться, и вдруг мою голову пронзила мучительная боль. Без вентиляции воздух стал влажным. Если я хочу сохранить сознание, нужно успокоиться и дышать ровно. Маньяк похоронил нас заживо. Если мы не уступим его сексуальным требованиям, он может дать нам задохнуться, свести с ума, уморить голодом.

 

Через несколько часов, а может быть, через день свет неожиданно включился. Одновременно загудел вентилятор. Маленькая плитка начала нагреваться. И тут же в дверях появился Виктор. На сей раз в одной руке он держал нож, а в другой резиновый шланг.

– По-хорошему или по-плохому? – злобно прорычал он, глядя на меня и протискиваясь в нашу комнату.

Лена снова оказалась смелее меня. Она мгновенно вскочила на ноги, так, чтобы Виктор не мог до меня дотянуться. Естественно, он был сильнее ее. Когда она поднялась, он ударил ее шлангом, но Лена продолжала бороться. Виктор повернулся ко мне, а она схватилась за шланг и попыталась выхватить его, но потеряла равновесие и упала. Стараясь подняться, она сильно порезалась о нож Виктора. Кровь залила ее руку, тяжелые капли упали на пол. Это пятно потом каждый день напоминало нам о том, что могло бы произойти, если бы мы не подчинились нашему мучителю. Лена скорчилась, зажала рану. Виктор схватил меня за руку, я дико завизжала, но он вытащил меня в соседнюю комнату и захлопнул за собой дверь.

 

 

Место преступления

 

После первой встречи с Катей я не сомневался, что буду писать о произошедшем с ней. Чтобы начать работу, я отменил все свои планы на следующий месяц и нашел гостиницу в Рязани. Перед тем как вернуться в Москву, Дэвид познакомил меня с местным прокурором, Дмитрием Плоткиным. Именно он вел следствие по этому делу и арестовывал Виктора Мохова. Как и большинство жителей Рязани, Плоткин почти не говорил по-английски, и я нашел в городе переводчицу, Ольгу, которая стала мне помогать.

После первой же нашей встречи Дмитрий предложил отвезти меня в Скопин и показать место преступления. Мы выехали на машине рано утром. Ольга устроилась на заднем сиденье, чтобы переводить наш разговор. Примерно через час Рязань осталась позади, и мы покатили по русской равнине.

Быстрый переход