|
Вот и сейчас, судя по запыленной курточке и выпачканным в грязи кроссовкам, он вернулся из очередной «командировки». Томский воткнул лом в щебень, подошел к Носову и пожал ему руку: – На ловца и зверь бежит. – А тебя, Толян, никак в рядовые перевели? – Сам напросился. Надоело баклуши бить в начальниках. А ты что поделывал? – Прошвырнулся по ближайшим станциям. Аршинов просил выведать, не завалялось ли где неисправное оборудование. По дешевке хочет скупить, спекулянт. – Нам ли не знать этого армейского шустрилу! – рассмеялся Толик. – Он как с казенным обмундированием начал темные дела крутить еще до Катастрофы, так до сих пор и не может остановиться… Слушай, Вездеходыч, есть дело. На Красную линию метнуться надо… – Так я, можно сказать, только оттуда. Но когда Томский объяснил Вездеходу суть задачи, тот враз посерьезнел. Проникнуть требовалось не куданибудь, а в самое сердце коммунистического государства. И все же в глазах карлика Томскому удалось разглядеть не только озабоченность, но и озорной огонек. Носову нравились трудные задачи. Разговор с Томским закончился тем, что карлик достал из своего походного рюкзачка лист бумаги и огрызок карандаша. Толик черкнул пару слов для Берзина. – Отправляюсь немедленно, только пожрать бы, – заверил Вездеход. – Чем помочь? – Хорошо бы дрезину, но только чтоб до Черкизовской подбросили. Дальше мне на своих двоих сподручнее будет… Распрощавшись с Вездеходом, Толик собирался вернуться к работе, но увидел, что жители станции имени Че Гевары уже ужинают. Сбившись в кучки человек по десять, они с аппетитом хлебали грибную похлебку. Стучали по дну мисок ложки, слышались разговоры и смех. Томский искренне завидовал этим людям, для которых жизнь сводилась к тяжелому труду и бесхитростным радостям вроде миски жидкого варева да возможности поболтать с друзьями. Сам он настолько устал, что хотел только одного – поскорее добраться до постели. И все же в этой усталости имелся один несомненный плюс: Толик был уверен – сегодня он уснет без задних ног. Впервые за последнюю неделю без ставших уже привычными кошмаров. * * * Едва волоча ноги, Томский добрался до своей комнатушки. Света зажигать не стал, просто снял сапоги и осторожно влез под одеяло. Нагретая теплом Елены постель окутала тело сладкой истомой. Толик прикрыл глаза. С женой он поговорит завтра. Возможно, никуда идти и не потребуется – он переборет болезнь здесь, а когда появится ребенок, вообще забудет напрочь о кошмарах. При мысли о малыше Томский улыбнулся. Ему даже показалось, что он слышит плач новорожденного и бессвязный детский лепет. Но вот эти звуки сменились совсем другими: тихими, вкрадчивыми голосами. Они наперебой молили Томского кудато идти и сделать то, что не терпит отлагательств. Один из этих голосов выделялся из общего хора. Звучал он громче и убедительнее остальных: – Вставай, Томский! Вставай, а не то будет поздно! Останови это! Останови!!! Толику даже показалось, что он и в самом деле поднялся, пошел на зов. «Нет!» Собственными снами можно управлять. Можно просто отдать себе приказ проснуться и сбросить мутную пелену кошмара. «Давай же! Борись, солдат! » Все члены одеревенели, однако открыть глаза Толик всетаки сумел. Он попрежнему был в своей комнате. Встав с кровати, Томский сделал несколько движений, проверяя, в порядке ли руки и ноги. Физическое его состояние оказалось отменным, чего нельзя было сказать о голове. Та гудела, как чугунный котел, по которому грохнули железной палкой. Ничего, до свадьбы заживет. Вот только уснуть сегодня больше не получится. |
