|
«Своих стихов он мне не читал, но с наслаждением читал других поэтов. Больше всего он читал Твардовского. Все его поэмы он знал наизусть». А умер, умер он как, когда? Умер в 1949 году. Теплоход из Ванина прибыл в Магадан, Корнилов был сильно болен, спускаться ему помогал Иванов, можно сказать: тащил на себе. Уже на берегу тронул совсем отяжелевшего товарища, а тот — мёртв. Бросились искать этого Иванова — пошли по указанному адресу. Явились — а там такого нет. И не было. Кто же это написал? Кому надо будоражить близких, память, душу? Может, он сам сочиняет эти истории про себя и запускает в свет? Рвануть бы занавеску, чтоб с хрустом оторвалась — чтоб не успел убежать, и крикнуть: Боря, прекрати! Боря, иди в дом! Живой, мёртвый, иди, только не береди больше сердце.
ИСХОДИТ КРОВЬЮ ЧЕЛОВЕК
Если говорить о поэтическом провидении — Бориса Корнилова надо приводить в качестве образцового и завораживающего примера. Картины насильственной смерти наплывают одна на другую непрестанно. Каждое третье стихотворение содержит ужас нежданной, неминуемой, отвратительной смерти. 1926-й, «Книга»: 1927-й, «Обвиняемый»: 1928-й, «Музей войны», но: 1929-й, «Лес», но: В том же году «Лесной пожар», но: А в 1930 году появились строки, от которых уже не жар, а мороз по коже («Война»): Годом позже, в 1931-м («Рассказ моего товарища»): И в том же году («Снова звёзды пылают и кружатся…»): Ну и какой он, этот счёт? Они действительно весело пьянствовали — в том числе с закадычным другом Павлом Васильевым, поэтом, и ещё с одним — Иваном Приблудным, опять поэтом, и ещё с третьим — Ярославом Смеляковым, тоже поэтом. Смелякова заметут за решётку на долгие годы. А по другим загривкам отвесят так, что загривки вдрызг. Так и было, посему: Стихотворение «Смерть», год 1931-й: И ещё такая зарисовка («Ты как рыба выплываешь с этого…»): Стихотворение, между прочим, автобиографическое — посвящено оно жене, с которой расставался; а то, что поручик в финале появляется — так кого ж Корнилов мог вписать в 1931 году? Не оперуполномоченного же. Поручики, между тем, все давно перевелись ко времени написания стихов. В 1932 году снова пророчествует («Продолжение жизни»): И ещё, в том же году («Дифирамб): В 1933-м («Охота»): Это что ж такое: несёт отрицание тлена — а сам уходит под землю одновременно, в золотистую глину? А вот ещё точнее и ужаснее: Или как вам это признание: Тут, как ни удивительно, даже математически почти всё сходится. Корнилов писал стихи с 1925 года. Если отмерять по сорок пять строк в год, то к 1933-му, когда были сочинены эти стихи, как раз получается четыреста с небольшим строк. Писать ему оставалось до 1936-го — три года. То есть ещё как раз те самые сто строк, и небольшой запас в одно лирическое стихотворение: может, дадут досочинять, пока поволокут на убой. Идём дальше, год 1934-й: Тяжесть его неизбывна: Да ты свою беду уже описал сорок раз, Боря. В следующем же стихотворении, вот она, описана с натуры, твоя беда: В 1935 году очередная картина: И вот такая: И, за шаг до собственной гибели, стынущей рукой, неживыми словами, Корнилов описывает Пушкина, как себя, как себя самого: Копыта гремят — это воронок громыхает на ближайшем повороте к дому.
ЖИТИЕ МОЛОДОЕ
Не надо так много смерти, дайте немного жизни, воздуха, природы. Природы вокруг было — до самого неба. |
