— Позднее до меня дошли слухи о его смерти — передозировка. С ним ушло и прошлое. А я начал двигаться вперед.
Сантос двинулся вперед, но шрамы никуда не делись. Шрамы на теле и шрамы в душе. И сколько бы он ни утверждал, что покончил с прошлым, оно преследовало его. Омрачало жизнь, не давало построить отношения, основанные на любви. Но ей он открылся. Рассказал чудовищную историю из своего детства. Не означает ли это, что Сантос начал ей доверять?
— Мне хотелось бы принять душ. — Голос Сантоса, будничный и невыразительный, ворвался в ее мысли.
Пока она обдумывала его рассказ, пытаясь осмыслить услышанное, он снова взял свою жизнь под контроль. Его одежда — и ее тоже — была аккуратно сложена на кровати, а теперь он хочет принять душ. По всей видимости, день Сантоса вошел в привычное русло, а эмоции он снова спрятал под маской безразличия.
— Конечно…
Алекса собиралась предложить Сантосу принять душ вместе. Снова воздать должное сексуальным удовольствиям. Но теперь не осмеливалась. Настроение ушло, последние следы чувственности рассеялись, как дым. Сантос ей уже и не улыбается. Да и вообще он не особо баловал ее вниманием, собирая разбросанные по комнате вещи. Услышав шум воды, доносящийся из ванной, она подумала — уж не пытается ли он смыть с себя ее запах?
И все же он открылся ей…
Какого черта он ей открылся?
Стоя под душем, Сантос ругал себя на чем свет стоит. Алекса увидела шрамы и, естественно, спросила о них. Так случалось и раньше. Другие женщины тоже их видели, и некоторые задавали вопросы.
Но ни одной он не говорил правды.
Всякий раз отделывался выдуманными историями о несчастных случаях. Мол, обычное дело. Его бывших любовниц такой ответ вполне устраивал. Как и его устраивала возможность никому ничего не докладывать.
Почему же сегодня он сломался? Прежде такого с ним не случалось. Хотя… Алекса не позволила бы ему себя обмануть, инстинктивно он знал это. Его рассказ шокировал ее. Это становилось понятно по широко распахнувшимся глазам. По непонятным пока причинам Сантосу захотелось открыться ей. И это обстоятельство настораживало его.
Никогда прежде он не чувствовал себя настолько обнаженным.
Нет, он не в первый раз разделся перед женщиной. Любовниц у него было не меньше, чем у всякого другого, но сегодня Сантос чувствовал себя эмоционально обнаженным. Ощущение, надо сказать, не из приятных.
Хотя возникло оно не сейчас, а уже при первой его встрече с Алексой, в процессе подготовки к свадьбе. Она оказалась совершенно не такой, как он ожидал. Каким-то непостижимым образом ей удалось сбить его с толку, пошатнуть некогда твердое представление о мире.
Вот если б на ней ему предстояло жениться, пришла тогда в голову неожиданная мысль. Будь она его невестой — и свадьба могла бы стать чем-то большим, нежели простым деловым соглашением. Но решение уже принято, детали оговорены. И Сантос попросту запретил себе мечтать о недостижимом.
Но теперь свадьба с Алексой вполне реальна. Ее папочка-негодяй охотно согласился заменить одну дочь другой, раз уж первая так не вовремя ускользнула. Что угодно, лишь бы спасти свою трусливую шкуру. И если Алекса действительно не знала о сопутствующих их соглашению обстоятельствах, правда может показаться ей горькой.
Сантос откинул голову назад, подставляя лицо под струи холодной воды, и с силой провел рукой по лбу, отгоняя сомнения. Главное, в чем он абсолютно уверен, — эту дочь семейства Монтекью он намерен удержать при себе.
Прошлой ночью он убедился, что и Алекса желает того же.
Когда он открыл дверь ванной, где-то внизу зазвонил телефон. Сантос слышал торопливые шаги Алексы, сбежавшей по лестнице. На ходу застегивая рубашку, он последовал за ней.
— Кофе? — спросил, проходя мимо. |