Джулиана сама не понимала, откуда в ней столько упорства, однако, несмотря на страх, сдаваться не собиралась. Она боялась и этого чужака, и саму себя, и той странной власти, которую он над ней приобрел. Силы ее были на исходе. Но она все же посмотрела с вызовом в его ледяные глаза и прошептала:

— Не буду я с вами спать! Лучше уж броситься в пламя или жить на цепи, как последний раб.

Его зеленые глаза вспыхнули пламенем, он грубо уложил ее в постель и пробурчал:

— Не говорите таких слов, миледи. Не желайте подобного ни себе, ни другому. Вряд ли цепь будет вам к лицу.

— Зато она будет в самый раз негодяю, который надеется поживиться за счет моего состояния и титула.

Он отдернул руки, словно обжегшись.

— Если мне когда-нибудь доведется встретиться с Жоффруа-Жаном-Луи-Раймондом, графом Авраше, я посоветую ему привязать вас покрепче к брачной постели и как следует поучить вежливости. Ваш язычок достоин лучшего применения.

2

Жоффруа-Жан-Луи-Рай-монд, граф Авраше, был собой недоволен. Казалось бы, простая вещь — похитить женщину, а он устроил из этого какой-то балаган.

Леди Джулиана — богатая наследница, владеющая двумя приличными замками и завидными угодьями. Король Генрих отдал ее Раймонду в жены, но она под всякими надуманными предлогами тянула время и сделала графа Авраше посмешищем.

Однако злость его сразу же прошла, когда он увидел свою непокорную невесту. Сначала Раймонд хотел как следует наказать ее за строптивость. Однако она, несмотря на страх, защищалась так храбро, что гнев его поутих. К тому же не к лицу рыцарю воевать со слабой женщиной, даже если она ловко орудует поленом.

Теперь, когда она лежала в постели, беспомощная и притихшая, Раймонд впервые обратил внимание, какая она тонкая и хрупкая. Избавленная от нескольких слоев верхней одежды, леди Джулиана оказалась изящной и почти невесомой. Раймонд снимал все ее бесчисленные одежды со сладостным предвкушением паши, любующегося новой наложницей. Теперь на леди Джулиане осталось только нижнее платье, такое же грубое, как куртки и балахоны, однако уже не скрывавшее стройной талии, а также прелестных округлостей груди и бедер. Лицо у леди Лофтс было не узкое, что считалось модным при королевском дворе, а округлое, но нежный рот и огромные глаза, казалось, так и упрашивали: поцелуй и приласкай меня. Любопытно было бы посмотреть, как упрямство этой недотроги растает, уступив место страсти.

Порывшись в седельной сумке, Раймонд достал печатку со своим фамильным гербом. Пальцы нащупали знакомый рельеф: вздыбленный медведь с угрожающе занесенной лапой. Где уж слабой женщине справиться с этим чудищем? И все же Раймонд понял, что не воспользуется предоставленной возможностью.

Он сердито спрятал печатку обратно. Легендарный основатель их рода повел бы себя иначе — он был безжалостным, сильным, отчаянно храбрым. Такой в два счета справился бы с женщиной, как медведица с расшалившимся медвежонком.

Сняв отсыревшие чулки, Раймонд повесил их к огню сушиться. Запасную пару он отдал леди Джулиане. Одно слово — слюнтяй…

Итак, выясняется, что кто-то уже ее похищал.

И она все-таки отказалась выйти за этого человека замуж? Может быть, этим и объясняется происхождение шрама на щеке. Похоже на след удара кованой рыцарской рукавицей.

Раймонд опустился на колени возле огня, подбросил дров. Угли пылали так же жарко, как пламень у него в груди.

Отныне леди Джулиана никогда и никуда без вооруженной охраны не отправится. Какое безрассудство! Ведь любой проходимец мог ее похитить, насильно жениться на ней. Ведь это так просто — женщину можно избить, посадить на цепь, изнасиловать.

А он, Раймонд, ее, можно сказать, и пальцем не тронул.

Какой же он после этого воин? А ведь было время, когда Раймонд несся по жизни огненным смерчем, сметая все на своем пути.