— Уже давно пора спать, — сказал Дэниел, с хмурым видом входя в детскую. Он наклонился поцеловать дочерей и коснулся кончиком пальца длинной царапины на щеке Нэн. — Как это произошло?

— О, это от колючки, когда мы шли по лисьему следу, — ответила Лиззи за сестру, которая по-прежнему крепко спала. — Гэрри может объяснить разницу между следами лисицы и барсука. Она хорошо знает такие вещи.

— В самом деле? — Дэниел произнес это без всякого восхищения. — Я же говорил тебе, Лиззи, что ты должна называть свою мачеху надлежащим именем.

Генриетта открыла было рот, чтобы вставить слово, но потом мудро решила промолчать. Однако Лиззи, казалось, не видела ничего несправедливого в выговоре отца, так как речь шла о послушании, а ее проступки всегда были очевидны и не имели смягчающих обстоятельств.

Генриетта оставила их и спустилась в маленькую, обшитую деревянными панелями гостиную позади столовой, где, как ей сказали, Дэниел решил ужинать. Стол перед камином был уже накрыт, бутылка хорошего бургундского вина откупорена. Она не заметила никаких погрешностей и, вероятно, удивилась бы, если бы смогла их заметить.

Вошел Дэниел, прикрыл за собою дверь и встал у камина, глубоко засунув руки в карманы.

— Тебя что-то беспокоит? — нерешительно спросила Генриетта.

Дэниел нахмурился, размышляя. Ему не хотелось ругать жену. Госпожа Кирстон была расстроена поведением своих подопечных, но, как женщина осторожная, не стала возлагать вину на Генриетту. Он и сам заметил, в каком виде они были сегодня днем, но он также видел, как им хорошо с Генриеттой. Нет, он подождет и убедится сам в необходимости вмешательства в развитие этой быстро крепнущей дружбы.

— Пожалуйста, не разрешай детям называть тебя Гэрри. — Это все, что он сказал, подходя к буфету, чтобы налить себе вина. — У тебя было время обследовать подвалы? Хэкет покажет, как хранятся различные вина, так что ты сможешь быстро ориентироваться там, когда потребуется.

Еще и вино! Генриетта не предполагала, что должна знать, чем занимаются лакеи. Казалось, количеству ее обязанностей не будет конца. Пробормотав нечто невразумительное относительно недостатка времени, она сказала, что сходит за творожным пудингом, и исчезла из комнаты.

Пудинг отделился от формы вполне нормально. Генриетта подцепила оставшийся на дне кусочек и, удовлетворенно кивнув, гордо понесла его к столу.

— Видишь, я приготовила тебе творожный пудинг, Дэниел. Надеюсь, он хорош.

Дэниел улыбнулся. Жена выглядела такой взволнованной, ее большие карие глаза ждали его ответа.

— Я уверен, что хорош. — Он отодвинул для нее стул, затем сел напротив.

Генриетта заботливо наполнила его тарелку, прежде чем положить кусок себе. Она тайком поглядывала на мужа, когда он откусил первый кусочек. На лице Дэниела появилось удивленное выражение. Она поспешно попробовала пудинг и закашлялась, уронив ложку на тарелку. Дэниел продолжал с удивлением смотреть на нее.

— Что в нем, Гэрри?

— Он не очень хорош, не так ли? — печально сказала она.

Дэниел покачал головой:

— Мне кажется, я никогда ничего подобного не пробовал.

— Может быть, это сладкий майоран? Кажется, я положила его слишком много.

— Не знаю. — Дэниел осторожно снял с кончика языка кусочек яичной скорлупы и сделал большой глоток вина. — Но чувствую, что очень голоден.

— Да, я посмотрю, что еще есть.

Генриетта взяла со стола тарелки и пудинг, глаза ее были полны слез. На кухне она положила пудинг перед поваром:

— Пожалуйста, попробуйте его и скажите, что я сделала неправильно.

Повар откусил кусочек, и на лице его возникло то же выражение удивления, что и на лице Дэниела.