Изменить размер шрифта - +
С кулоном. Золотой якорь. Этот якорь так много значит.

Сгоревшая яхта, которая разлучила нас.

Цепочка, которая помирила нас.

Недостающая часть, которую я оставила позади.

Мой взгляд скользит верх, окутывая его безмерной любовью. Я так сильно влюблена. Полностью сошла с ума из-за этого мальчишки, который вырос достаточно, чтобы стать мужчиной и который отказался от стольких вещей, чтобы быть со мной. Студенческая разгульная жизнь. Футбол. То, что было самой его сутью два года назад.

— Поможешь мне? — Я повернула ожерелье между пальцами.

Он проворчал в ответ на мою просьбу, отодвинул язык от внутренней поверхности моего бедра, но повернулся ко мне лицом. Забирая ожерелье из моей руки, он откинул мои волосы назад.

— Правда или действие? — спросил он неожиданно.

— Правда. Смелые люди всегда выбирают правду, — усмехнулась я.

— Это правда, что ты всегда будешь моей? — Он опустил губы к моему уху, его теплое дыхание щекотало мою кожу.

— Это правда. И иногда, когда ты меня злишь, это вызов. Но это моя жизнь, и ты ее часть. Навсегда, — сказала я.

— Навсегда, — повторил он, и я схватила якорь, крепко сжимая его, — как и мой якорь из реальной жизни.

Беспокойство. Страх. Та часть, где я позволила себе пойти и полюбить того, кто мог бы казаться неправильным, но который оказался правильным, настолько правильным… что все осталось позади.

В конце концов, это того стоило. Каждая частичка того, что сделала нас теми, кто мы есть сегодня.

Сильнее.

Счастливее.

Цельнее.

 

Шесть лет спустя…

 

Джейми.

— Почему якорь?

Я, наверное, должен был спросить об этом восемь лет назад, когда мы только встретились, но я просто не мог произнести этого. Я думал, что это интимный разговор, и я был чертовски напуган, так как это означало, что я преследовал свою учительницу по литературе.

Я наблюдал за своей женой Мелоди Фоллоуил, когда она положила ноги на кофейный столик и откинулась на спинку нашего нового дивана. Диван и столик — единственные предметы мебели в наших новых апартаментах в Кенсингтоне — или «квартире», как они называют это в Лондоне. Я сказал, что отвезу ее в Европу, и я сделал это. Тот факт, что она забеременела здесь — это просто бонус.

Всегда пожалуйста, Мел.

— Почему якорь? — спародировала она меня, усмехаясь, когда гладила свой животик на тридцать шестой неделе, глядя на него с такой любовью, как будто уже может видеть нашу новорожденную дочку. — Потому что иногда так приятно думать, что есть кто-то, кто может спасти тебя.

— Кто дал тебе ту цепочку? — выпалил я. Меня пугало то, с какой скоростью я задавал свои вопросы. Я продержался восемь лет, не спрашивая ее об этом, и неожиданно, это все, что я хотел знать. Мелоди прижалась ко мне, положила голову мне на грудь. Я убрал ее каштановые волосы с лица и поцеловал в висок. Когда она заговорило, тепло наполнило мою грудь.

— Я сама купила его. Это было в аэропорту Кеннеди, я собиралась на самолет, чтобы вернуться в Калифорнию, после того как сломала ногу. Я хотела во что-то верить. Более того — верить в кого-то. У меня не было ни того, ни другого. Мои родители поддерживали меня и сопереживали, но они не понимали. На самом деле, нет. Мои друзья были разбросаны по всей стране, воплощая собственные мечты о колледже, создавая новые, милые воспоминания. И была я. Одинокая. Мне был кто-нибудь нужен. Я увидела эту цепочку в магазине. Я даже не помню его название. Они продавали толстовки с надписью I Love New York по смешным ценам. Он дорого мне обошелся, но я помню, что подумала: «Он нужен мне.

Быстрый переход