На вид Стелле было лет тридцать пять — тридцать семь. Но она очень тщательно следила за собой, так что ей вполне могло быть и сорок, и сорок пять. Красавицей она не была, — черты лица были слишком крупные. Но и оторвать от нее взгляд невозможно. В принципе, Германа Максимовича можно было понять: настоящая женщина, чувственная и страстная. Белобрысая красавица Этна такой чувственной роскоши в своем арсенале обольщения не имела. Эти женщины были полной противоположностью. Жгучий огонь и проточная вода.
— Проходите!
Голос у Стеллы был низкий, грудной и с какими-то бархатистыми нотками. Она проводила подруг до кухни, тоже неожиданно просторной.
— Тут я в свое время сделала перепланировку, — пояснила Стелла. — Кладовку ликвидировала, нишу расширила, и кухня получилась очень даже ничего. Вместительная. Спасибо, мастерам.
— Люблю бывать в таких вот старых квартирах. Тут обычно много разных интересных и зачастую потайных местечек, — с интересом оглядываясь по сторонам, произнесла Мариша.
Она надеялась польстить хозяйке. Но Стелла ее слова восприняла странно.
— Что есть, то есть, — ответила она, кинув косой и встревоженный взгляд в сторону навесного шкафчика, в котором у нее хранилась посуда.
— Нет, в самом деле, у вас очень мило! — непритворно восхитилась Инна.
— Можно спокойно принимать гостей и не краснеть за тесноту, — согласилась с ней Стелла.
И в самом деле кухня была разделена на две части. Ту, в которой готовили пищу. И ту, где эту пищи принимали. Во второй стоял роскошный дубовый стол и такие же стулья с мягкими изогнутыми спинками. На столе были разбросаны шелковые вышитые гладью салфеточки, стояли пустая пепельница и красивая ваза, в которую были вплавлены кристаллы «Сваровски». В вазе стоял букет пышных темно-розовых астр.
— Люблю наши садовые цветы! — жадно втянув в себя аромат цветов, неожиданно поделилась с подругами Стелла Владимировна. — Вот в них чувствуется настоящая жизнь! Те, что привозят из Голландии, красивы, спору нет. Но они какие-то искусственные. Словно клоны из одной пробирки. А в наших цветах, которые растут под городом в частных садах, в каждом из них есть своя индивидуальность.
Стелла Владимировна отстранилась от цветов. И вальяжно раскинувшись на стуле, изучающе посмотрела на подруг.
— Вы ведь не из милиции, — произнесла она внезапно.
О! Эта женщина умела удивлять. Подруги боялись, что она настолько пьяна, что ничего не соображает. А она соображала. И очень даже хорошо. Кажется, вдобавок ко всем своим внешним данным, она была еще и умна. А лгать умным людям — себе дороже.
— Да, — призналась Мариша. — Мы не из милиции.
— Просто нашу подругу подозревают в том, что это она приложила руку к смерти вашего босса.
— Господи, неужели вы говорите правду? Он в самом деле умер?
— Да. И в его смерти обвиняют нашу Аньку.
— Кто это? Очередная подружка Геры?
— И наша тоже.
Стелла Владимировна вопросительно изогнула свою соболиную бровь.
— И небось следователь подозревает, что она убила Геру из ревности?
— А там было к кому ревновать?
Женщина помедлила.
— Кому как, — произнесла она наконец. — Лично я бы не стала. То есть если бы я была любовницей Геры, то не стала бы его ревновать ни к одной из его женщин.
— Почему? Их же у него так много!
— Вот именно поэтому бы и не стала, — тонко усмехнулась Стелла Владимировна. — Кстати, хотите?
И она одним плавным движением оказалась возле вмонтированного в стену небольшого бара. |