В этот момент со стороны коридора отчетливо послышался звук шагов. Судя по неравномерному скрипу половиц, один из проходивших шел тяжело, а второй вроде как семенил. Вот за стеклом дверей показались силуэты темных фигур, которые почему-то совсем не спешили заходить. Наконец дверь широко распахнулась, и внутрь зашел немолодой мужчина в старинных очках и с небольшой бородкой, а из-за его спины нетерпеливо выглядывала девичья конопатая мордашка.

«А вот и хозяева, – я скосил глаза на вошедших, пытаясь узнать о них как можно больше. – Мужик точно врач. Держится важно, хотя явно чем-то сильно удивлен. А эта пышечка, что за ним, по всей видимости, медсестра. Пухленькая и чертовски смешные веснушки по всему лицу… Ну и чего смотрим? Чего молчим?»

Видимо, мне удалось изобразить лицом невысказанный вопрос, отчего врач, негромко кашляя, подошел ближе и осторожно присел на тот самый древний табурет.

– Так-с, так-с, молодой человек… – негромко начал он, цепким, прямо-таки полицейским взглядом всматриваясь мне в лицо. – И как мы себя чувствуем? Будьте добры, рот… – какой-то палочкой он решительно зашуршал у меня во рту. – Хорошо. Что же это мы отвечать не хотим?

Заерзав на постели, я уже хотел возмущенно замычать, но меня опередила девушка.

– Владимир Александрович, он же не говорит, – едва это прозвучало, я тут же задавил свое мычание в самом его зародыше, нараставшие как снежный ком странности меня начинали уже напрягать, заставляя проявлять осторожность. – Бабка его сказала, что он уже больше года не говорит. Мол, когда его волки в лесу подрали, совсем замолчал, даже мычать перестал. Получается, юноша понимает все, а говорить не говорит…

Слушая все это, я в недоумении переводил взгляд то на врача, то на медсестру. С каждым произнесенным в палате новым словом моя ситуация становилась все более и более запутанной. «Бабка? Волки? Что это за бред? Меня же в бункере едва не задавило! И какой, к лешему, юноша? Что это за дерьмо?»

Доктор, что-то негромко про себя бормотавший, вдобавок взял мою руку и начал нащупывать пульс. И вот тут-то, когда я увидел СВОЮ РУКУ, мне действительно поплохело! Я с каким-то мистическим страхом рассматривал свою руку, в которой не было ничего моего. «Б…ь! Б…ь! Что это еще такое? Это что за доходяжные ручонки? Где мои?»

«Это же не мои руки! Не мои! – страшные мысли как гвозди вколачивались мне в башку, напрочь отбивая все слова. – Не мои! – я вытащил из-под одеяла вторую руку, также с ужасом убеждаясь в ее чуждости. – Не мои!»

– Ничего, терпи, юноша, – мои гримасы доктор понял по-своему и, соответственно, принялся меня успокаивать. – Горло у тебя в порядке. Так еще болтать будешь, что не остановишь. Девчонкам вон такие сказки будешь рассказывать. Хи-хи, – хихикнул в бородку врач, кивая в сторону тут же зардевшейся медсестры. – А сейчас сожми-ка руку. Ого-го, жмешь-то как сильно. Чай, знак БГТО уже есть?

Растерянно наблюдая за медицинскими манипуляциями доктора, я медленно переваривал происходящее.

– Не куксись, ты же мужчина! – «Неужели я выглядел настолько потерянным, что доктор снова и снова пытался меня подбодрить?» – И вообще молчуны сейчас в почете. Знаешь, как в Красной Армии они ценятся?! Я тебе, брат, скажу по секрету… молчуны, они ведь самые лучшие бойцы! А знаешь почему? – не видя особой моей реакции, он с еще большим энтузиазмом продолжил. – Потому что человеческий организм несовершенство какой-то одной своей функции пытается преодолеть и восполнить большей эффективностью другой.