– Отстань, – равнодушно бросила Галке Лана, – у меня платье нормальное…

Она попыталась, чуть отодвинув Нестерову рукой, проскользнуть в дверь школы, но дежурная с красной повязкой на рукаве стояла неколебимо.

– Платье платьем, а передника нет! – строго сказала она.

– Ну и что?!

– А то, что на тебе еще и комсомольского значка не видно! Комсомолка называется!

Лана автоматически провела рукой по груди. Конечно, значка нет. Он ведь приколот к переднику, который остался висеть на стуле. Вот влипла… Да, без значка как то не того… Неужели придется идти домой? А Танька тем временем…

Лана не успела придумать, что в ее отсутствие может случиться с Ермаковой, потому что, обернувшись, увидела подругу собственной персоной. И не одну. Непринужденно болтая с Юрой Майоровым, она подходила к крыльцу школы. Это зрелище произвело неизгладимое впечатление и на строгую дежурную Нестерову, чего Лана, не сводящая глаз с явно счастливой пары, заметить не могла. А все лицо и шея Галины Нестеровой между тем моментально покрылись красными пятнами с неприятно рваными краями. Тем не менее девушка взяла себя в руки и, загородив вход в школу, обратилась к спутнику Ермаковой:

– Опаздываешь, да?!! Кто за тебя, Майоров, будет дежурить?! Пушкин?!

– О о ох… – протянул Юра. – Совсем из головы вон… Сейчас еще и Антонина привяжется…

– Еще бы тебе не забыть! – многозначительно произнесла Галка, кивая на Ермакову. – У тебя голова совершенно другим забита!

Несмотря на то, что Лане очень хотелось досмотреть до конца, она решила все же проскользнуть в школу, пока бдительная Нестерова занята Юрой, который ей явно очень нравится. Она осторожно зашла за Галкину спину и нырнула в дверной проем. Второму дежурному, Мишке Григорьеву, абсолютно не до нарушителей школьных порядков – он сосредоточенно читает учебник химии, которая, скорее всего, будет у них первым уроком. Лана беспрепятственно прошла вестибюль с гардеробом, где мало кто задерживался, поскольку верхнюю одежду еще не надевали: сентябрь стоял по летнему теплым. На втором посту у лестницы – два известных разгильдяя из десятого «А», Николаев с Дударевым. Им даже в ум не пришло требовать у Ланы Кондратенко предъявления школьного передника с комсомольским значком, поскольку они были заняты тем, что прилаживали красные повязки на коленки своих долговязых ног.

– Ну! Рассказывай! – с такими словами Лана бросилась к Таньке, когда та наконец появилась в рекреации у кабинета физики. – Что? Как?

Ермакова томно улыбнулась и послала подруге взгляд, который Лана определила бы как взрослый. Танька, казалось, со вчерашнего вечера знает уже что то такое, что другим одноклассницам еще неведомо и, возможно, даже недоступно. Неужели они с Майоровым гуляли всю ночь? Нет, этого не может быть…

– Хорош улыбаться! – уже зло сказала Лана и потребовала: – Выкладывай все по порядку! Уж я то имею право знать все!

Танька наградила ее еще одним взглядом, который показался Лане неприятно снисходительным, и ответила:

– Вот интересно, почему ты считаешь, что имеешь право лезть в мою личную жизнь?! Она на то и личная, что на нее никто, кроме меня, не имеет никакого права!

– Да?!!

– Да!

– Танька! Побойся бога! – Лана так возмутилась, что последним словом даже поперхнулась, а потому вынуждена была некоторое время откашливаться. Сквозь этот кашель она услышала Танькино невозмутимое:

– Никакого бога нет, и ты это прекрасно знаешь!

– Ладно, оставим это для диспута в кружке атеистов! У нас с тобой совершенно другие проблемы!

– Это ж какие?! У меня проблем нет!

– Нет?!

– Нет!

– А как же Майоров?

– А с Майоровым у меня все в порядке!

– За это ты должна мне спасибо сказать! – прокричала Лана, да так громко, что идущая мимо них завуч остановилась и со своими особыми наставительно покровительственными интонациями произнесла:

– Девочки! Что за шум?! Вы же в школе!

– Да да, мы будем тише… – Лана кивнула завучу и потащила подругу к одному из окон, возле которого никто из школьников не кучковался.