В скором времени, мощный Геленваген, уносил их в сторону области. Данька, приоткрыв рот, с любопытством осматривал просторный салон автомобиля и явно готовился засыпать вопросами Андрея Евгеньевича.

Евгеньевич, седовласый мужчина лет шестидесяти, через зеркало дальнего вида, бросал на Данилу добродушные взгляды.

Инна достала из сумки планшет.

– Дань, давай я тебе мультики включу.

– Ну зачем ребенку лишний раз глаза портить? Я ему лучше что нибудь интересное расскажу, – вмешался водитель.

Игнат предупреждал Инну, что Евгеньевич может позволить себе некоторую фамильярность, привык так общаться с Вершиниными, за семнадцать лет, что работает в их семье, за такой долгий срок, он практически членом семьи считается.

А водитель Евгеньевич начал рассказывать:

– Места, там куда мы направляемся необыкновенно красивые. Лес сосновый, перед ним перелесок березовый. Березы, как тушью нарисованные, если смотреть издали, а весной в том березовом перелеске: сине–насине подснежников. Как будто небо синевы на Землю вылило.

Волга в тех краях широкая, берег противоположный обрывистый.

Ближайший городок – Углич. Старый городок. Есть в нем терем Дмитрия, царевича, в тереме храниться безъязыкий колокол…

– Как это безъязыкий? – заинтересованно перебил Данила.

– Играл царевич в саду, и его в том саду уб… Обидели. По городку поползли слухи, что плохо сделали маленькому царевичу, кто то из горожан ударил в набат, и все жители городка, собрались на площади. Собрались, чтоб сказать:

– Нельзя, чтобы плакало дитя! Нельзя! Будь то дитя царевичем, или сыном крестьянским. Жителей города с площади прогнали, колоколу в наказание вырвали язык.

Чуть подальше, есть еще один интересный городок, в том городке имеется музей мыши. Каких только мышей в этом музее нет…

Под монотонный голос Евгеньевича, Инна к стыду своему задремала. И проспала всю дорогу, проснулась, когда Геленваген на указателе: яхт клуб "Парус", повернул.

Данька мирно сопел в детском кресле, за окнами мелькали высокие сосны.

Инна достала пудреницу, взглянула на себя в маленькое зеркальце.

Лицо от сна не опухло, к счастью. Отметила облегченно вздохнув. Пока изучала свое отражение, лес расступился, Геленваген подкатил к шлагбауму, шлагбаум поднялся вверх. Даня завозился в кресле, открыл глазки.

– Просыпайся сынок, приехали. – Инна коснулась губами нежной детской щечки.

Через заднее стекло увидела, как на территорию, прилегающую к "Парусу," въезжает Лендкрузер последней модели.

Андрей Евгеньевич выгрузил из багажника Иннину дорожную сумку, Инна помогла Даньке выбраться из салона, поправила ему шапочку. Лендкрузер припарковался на соседнее парковочное место, за спиной у Инны громко хлопнула автомобильная дверца. Инна машинально обернулась… На нее в упор смотрело прошлое, Егор Трофимов. Собственной персоной…

Глава 4

– Я не рыболов. Воздержусь от рыбалки, – ровным тоном, ответил Павлу Егор.

Закончив разговор, встал под душ, и долго стоял под теплыми струями: то прикрыв глаза подставлял струям лицо, то тупо пялясь в запотевшую стенку душевой кабины, не обращая внимания на лезущую в глаза воду.

Кравцова Инна Сергеевна. Мегера и стерва, каких свет не видывал. Но красивая.

Крутилось в голове.

В мистику Трофимов не верил, но, тем не менее, было во всем этом нечто странное: вспомнил сегодня о бывшей жене, и вот, пожалуйста, – не исключена вероятность с ней завтра встретится. За двести километров от Москвы. Только… С ней ли, он в этой заднице Мира встретится? Может Пашка вспомнил фамилию имя и отчество бывшей жены, и решил приколоться? Хотя, не мог он вспомнить, никто ему Инну по фамилии, имени отчеству не представлял.