Услышав, что я женился, он поздравил меня. А когда я признался, что сижу без работы, захотел узнать об этом поподробнее, так что мне пришлось рассказать ему и о моем секретарстве у Лангруа, и о моем фиаско в магазине. Разумеется, я остерегся говорить об анонимных письмах. И лишь заметил, что устроиться мне нелегко. Он задумался, потом стал задавать мне всякие вопросы: возраст — он его забыл, ученое звание — он его не знал и т. п. Даже сделал у себя кое–какие записи, и я, в каком–то смысле его бывший учитель, держался с ним будто оробевший мальчик. Он заявил мне, что «все должно устроиться“, и эта короткая фраза была равносильна для меня словам, воскресившим Лазаря.
«Теперь, когда счастливый случай снова свел нас вместе, — сказал он, — мы не потеряем друг друга из виду. Если я что–нибудь найду для вас, то тотчас извещу. Как мне связаться с вами?“ Мне было стыдно признаться, что у меня дома нет телефона, и поэтому я дал ему номер телефона кафе, куда часто захаживаю. Честно говоря, меня вначале беспокоило, не улетучатся ли все эти добрые намерения, стоит лишь нам распрощаться. Но пожалуй, что нет! По тому, как он сказал: «Можете на меня рассчитывать!“ — и пожал мне руку, я понял, что мой старый друг Эрве не оставит меня в беде. И в первый раз за долгое время тяжесть упала с моих плеч, так должна чувствовать себя кариатида, которой позволили отдохнуть. Я снова обретаю надежду. Возможно, мне следовало рассказать ему об анонимных письмах. Ну ничего, когда я в следующий раз увижусь с ним, я их покажу. Ведь он богат, силен, молод. Он обязательно что–нибудь да посоветует. Я неудачно выразился. Вы, конечно, тоже даете мне немало дельных советов. Я просто хочу сказать, что уже одно его присутствие рядом со мной должно заставить призадуматься врага, что следит за каждым моим движением. Ну что же! Еще не все потеряно!
Сегодня я прощаюсь с вами на оптимистической ноте.
До свидания, мой дорогой друг.
Искренне ваш
Жан Мари».
Глава 11
— Ну ты, я погляжу, себе цену набиваешь! — бросил Ронан. — Я тут тебя жду, а ты там о чем–то разглагольствуешь с моей матерью.
— Сам ведь знаешь, какая она, — ответил Эрве. — Дай ей волю, с удовольствием бы вытолкала меня за дверь, но в то же время не терпится узнать, о чем ты мне рассказываешь. Вот и мурыжит меня в прихожей. Это у нас вроде как нейтральная полоса, между улицей и твоей комнатой. Ну, как самочувствие?
— Помаленьку, видишь, я уже начал вставать. Этот старый хрен докторишка утверждает, будто самое тяжелое уже позади, но разве можно верить их каждому слову. Догадайся, сколько я сейчас вешу: пятьдесят три килограмма! Вернись я из Дахау, я бы, наверное, весил столько же. Впрочем, в каком–то смысле я как раз оттуда и вернулся… Сними–ка пальтецо, дай полюбоваться тобой во всей красе.
Эрве снимает легкое демисезонное пальто. Под ним дорогой английский костюм табачного цвета. Галстук в тон. На ногах замшевые ботинки.
— Ну ты силен! — восклицает Ронан. — Классно выглядишь! Садись. Послушай, возьми лучше кресло. Чтобы можно было ноги вытянуть. Зачем растягивать мешки на коленях. Такие шикарные брючата! Что потом скажет Иветта?
— Я ее бросил. Назойливой стала, мочи нет. Инквизиция о двух ногах. Можно здесь покурить?
— О чем ты… Я даже не буду возражать, если ты и меня угостишь чем–нибудь легким. Что у тебя? «Кравен»? Оʼкей.
— А тебе разрешили?
— Нет. Но одну всегда можно. Итак, я тебя слушаю. Расскажи мне о Париже.
Эрве выпустил клуб дыма в потолок и выдержал долгую паузу.
— Я виделся с Кере, — произнес он наконец. |