В четыре часа старая служанка, держа в руках поднос с полдником, остановилась перед дверью в спальню Ронана. Прислушалась.

— Ну что же вы там, — сердито окликает ее госпожа де Гер, стоящая внизу лестницы. — Входите! Или ждете особого приглашения?

— Дело в том, мадам, — шепчет та. — Мсье…

— Что мсье?..

— Храпит.

Глава 17

Кере осторожно открыл дверь.

— Не пугайся, — шепчет он. — Это я. Автобус задержался. Я еле держусь на ногах от усталости. Но поездка получилась превосходной.

Жан Мари движется на ощупь в темноте, ударяется о стул.

— Черт! — вырывается у него. И тут же: — О, прости, пожалуйста!

Элен терпеть не может ругани. Он садится, снимает ботинки, с блаженством двигает пальцами.

— Все время на ногах, — оправдывается он тихим, немного дрожащим голосом. — Устал.

Жан Мари прислушивается. Как крепко спит! Нет, чтобы дождаться его возвращения. Как–никак его первая поездка в качестве экскурсовода! И ему необходимо столько ей рассказать! Не говоря уже про подарок у него в чемодане. Небольшой сувенир из Динара. Так, безделушка. Чтобы отметить событие. Руки шарят по сторонам. Такая привычная комната погружена во враждебный мрак. А это что еще за чашки на столе? Жан Мари натыкается на кофейник. Кофейник, в такой поздний час? Делать нечего. Придется зажечь свет.

Он на ощупь идет по гостиной. Наконец рука заскользила по стене к выключателю. Зажигается свет. Стол не убран. Охваченный внезапным волнением, Жан Мари входит в спальню. Никого. Кровать не застелена, похоже, Элен куда–то очень спешила.

— Элен!.. Элен!..

Жан Мари обходит всю квартиру. Жены нет. Что случилось?

Он останавливается посреди гостиной, и его взгляд падает на лежащее посреди стола письмо, вернее, два письма. Приблизившись, понимает: нет. Одно письмо, а рядом простой листок бумаги, вырванный из блокнота.

«Я ухожу из дома. Прочти письмо, которое я сегодня получила. Взгляни на фотографию. И ты все поймешь. Как мне плохо! Не пытайся меня переубедить. Не желаю тебя больше видеть. Уж лучше было бы мне быть вдовой.

Элен»

И сразу громкие слова, думает Кере. Резкая боль разрывает голову, и приходится цепляться за стол, чтобы не упасть. Он долго стоит, наклонившись вперед, похожий на высохшее дерево. «Дура! Ну что за дура!“ — высвечивается у него в сознании, будто неоновая реклама вспыхивает. Наконец он решается развернуть листок.

«Мадам!

Прежде чем вы прочтете мое письмо, я советую вам внимательно взглянуть на фотографию, вложенную…»

Он приближает фотографию к глазам. О господи! Да это же он сам! Небольшой крестик в петлице, он до сих пор при нем, в самом дальнем отделении бумажника. Значит, все кончено. Рано или поздно, но это должно было произойти. Письмо даже можно не читать. Ему заранее известно, что там. И он почти машинально пробегает по нему глазами. Так вот кто, оказывается, пытается его убить, тот парень, Ронан, из его далекого прошлого. Это он придумал нелепую историю с доносом. Но сцену с исповедью Кере, конечно, хорошо помнит.

В кофейнике нашлось немного кофе. Холодного и горького. Кере медленно пьет его. Пьет до дна чашу Несправедливости! Бедняга Ронан все выдумал от начала до конца. Это сущий бред тяжелобольного! И все же удивительным образом в его словах проскальзывает правда. Кто подсказал ему эту страшную фразу: «Когда священник отрекается от Церкви и совершает первое предательство, ничто уже не в силах удержать его от новых низостей…“?

Перевалило за час ночи. Стало холодновато. Кере абсолютно уверен, что Элен не вернется. Она укрылась в какой–нибудь гостинице или у подруги.